Первая попытка рассказать о своей спортивной судьбе была сделана мною в 1972 году. Тогда я ушел из большого спорта.
Убедил меня «выступить» в не свойственном мне амплуа мой друг спортивный журналист Михаил Марин. Человек очень увлекающийся, он, если загорался какой-нибудь идеей, умел кого угодно убедить в необходимости ее осуществления.
– У тебя теперь будет время для размышлений, – в который уж раз затевал он разговор на эту тему. Начинал более или менее спокойно, а потом все больше и больше «заводился». – Подумай, напрягись, вспомни, как пришел в хоккей... Да про наше поколение, как мы спорт любили, как людьми становились только благодаря ему, никто толком и не написал! Нас никто не агитировал, не было ни баз, ни тренеров, ни инвентаря. Коньки палками прикручивали к валенкам – об этом же никто не знает! Ведь все своими руками делали! Для твоих же пацанов в спортивной школе знаешь как интересно будет!
У Марина все было с восклицательными знаками и все – интересно.
Потом он мне объяснял, как просто это сделать:
– Берешь магнитофон и записываешь на пленку свой рассказ, потом пленку переписываешь на бумагу – и готово!
Михаил вызвался мне помочь. И верно: «переписал» с пленки на бумагу мой рассказ о военном детстве, о первых конька и вообще – о первых моих жизненных впечатлениях. Эту главу – «Я родился в щитках» – читатель найдет в книжке.
И я понял тогда: «просто» – для каждого свое. Для меня стоять в воротах – шайбы ловить, для него – писать.
– Я так не могу, – сказал я ему, прочитав главу.
Миша, явно довольный, рассмеялся:
– Не морочь мне голову! – это было его любимое выражение. К тому же он действительно считал, что много лет я ему «морочил голову», то есть мало говорил, никак не объяснял свои поступки.
Мы с ним подолгу сидели то у меня, то у него дома. Записывали бесконечные эти разговоры на магнитофон. Миша дотошно расспрашивал обо всех подробностях, растолковывая, чего от меня ждут читатели, что им будет интереснее, какие моменты моей жизни – в хоккее и вне его – необходимо объяснить и осмыслить.
Но работа тренера детско-юношеской спортивной школы закрутила меня не хуже, чем прежние тренировки, сборы, игры, переезды. Дело для меня было новое, а я не люблю плохо работать. Время – все без остатка – уходило на ребят. При каждой нашей встрече Марин напоминал мне про книжку, как, не раздумал еще писать? А я ему в ответ, что не вижу, мол, обещанной помощи от автора идеи.
– Ладно, ладно, – говорил вечно спешащий куда-то, деловой «от и до» Марин, – дай мне зиму отработать, потом делай со мной что хочешь!
На исходе одной из таких горячих для него зим, «отработав» мировой лыжный чемпионат в Лахти, а затем зимнюю Спартакиаду народов СССР в Свердловске, возвратившись после долгого отсутствия домой, в Горький, Михаил скоропостижно скончался.
Нас, его друзей и знакомых, эта смерть потрясла. Брызжущий энергией и оптимизмом, в расцвете сил – ему не было еще сорока восьми, – полный творческих планов, не доделав многочисленных повседневных дел, любимый всеми...
Впрочем, нет – надо быть справедливым. Некоторые горьковские спортивные «деятели», наверное, вздохнули с облегчением: некому стало выносить сор из нашей «спортивной избы». Восемнадцать лет работая собственным корреспондентом газеты «Советский спорт» по Горьковской области и Поволжью регулярно выступая с острой критикой в адрес организаторов спортивной жизни, Марин явно не давал им спокойно жить. Его откровенно побаивались.
Но зато поддержка его была весомой. Меня, в частности, он не раз поддерживал в трудные моменты. И не только печатным словом, но и человеческим участием.
