Это был ужасный миг: Мартинс увидел, как при этих словах губы ее плотно сжались.
— Да?
— Я знал Гарри двадцать лет. Был его другом. Мы вместе учились в колледже, а потом… редкий месяц не виделись…
— Получив вашу карточку, — сказала она, — я не смогла отказаться от встречи. Но, в сущности, говорить нам не о чем, не так ли? Не о чем.
— Я хотел узнать…
— Гарри мертв. Его нет. Всему конец, все позади. Что толку в разговорах?
— Мы оба любили его.
— Я сама не пойму, любила или нет. В таких вещах невозможно разобраться… впоследствии. Сейчас я знаю только…
— Только?
— Что мне хочется тоже умереть.
«Тут я решил уйти, — рассказывал Мартинс. — Стоило ли мучить ее из-за моей сумасбродной идеи?» Но вместо этого спросил, знаком ли ей человек по фамилии Кулер.
— Американец? Кажется, это тот самый, который принес мне денег, когда погиб Гарри, — ответила Анна. — Я не хотела их брать, но он сказал, что Гарри беспокоился обо мне… в последнюю минуту.
— Значит, он умер не мгновенно?
— Нет.
«Я стал удивляться, — продолжал Мартинс, — почему эта мысль так прочно засела у меня в голове. Потом подумал, что о мгновенной смерти мне говорил только сосед Гарри, больше никто». И он сказал Анне:
— Должно быть, перед смертью у него была очень ясная голова, потому что обо мне он тоже помнил. Значит, видимо, не очень мучился.
— Вот это я все время и твержу себе.
— Вы знаете врача, который прибыл на место происшествия?
— Знаю. Однажды Гарри посылал меня к нему. Это был его врач. Они ведь жили рядом.
Ни с того ни с сего в мозгу Мартинса возникла картина: пустынное место, тело на земле и стайка слетевшихся к телу птиц. Возможно, то складывался в подсознании фрагмент его будущей книги. Картина тут же исчезла, и Мартинс подумал: как странно, что в ту минуту там были все друзья Гарри: Курц, врач, Кулер; недоставало, казалось, только двух людей, которые его любили. Он спросил:
— А водитель? Что показал он?
— Водитель был расстроен, испуган. Но Кулер, да и Курц своими показаниями оправдали его. Нет, он, бедняга, не был виноват. Гарри часто хвалил его осторожность за рулем.
— Он тоже знал Гарри?
Еще одна птица опустилась, хлопая крыльями, и присоединилась к остальным, сидящим возле неподвижного тела, лежащего на песке. Теперь по одежде и позе мальчишки Мартинс признал в нем Гарри.
Снизу кто-то окликнул:
— Фройляйн Шмидт!
— Нам не позволяют надолго задерживаться, — пояснила Анна. — Чтобы не жгли зря электричество.
И тогда Мартинс решил не щадить ее:
— Полицейские говорят, что собирались арестовать Гарри. Пришили ему какое-то мошенничество.
Это сообщение она восприняла, как и Курц.
— Все чем-нибудь промышляют.
— Я не верю, что он был замешан в чем-то серьезном.
— Не был.
— Но его могли ложно обвинить. Знаете вы Курца?
— Не припоминаю.
— Он носит парик.
— Ах, этот…
Мартинс понял, что попал в цель. И спросил:
— Не кажется ли вам странным, что все они были там в момент гибели Гарри? Все его знали. Даже водитель, врач…
— Я тоже об этом думала, — устало сказала Анна. — И задавала себе вопрос: может, они убили его? Но какой смысл в подобных вопросах?
— Я доберусь до этих мерзавцев.
— Напрасная затея. Возможно, полиция права. Может, бедняга Гарри впутался…
— Фройляйн Шмидт! — снова послышалось снизу.
— Мне пора, — сказала Анна.
— Я вас немного провожу.
Уже почти стемнело, снегопад утих, громадные статуи Ринга: орлы, колесницы и вставшие на дыбы кони — казались мрачно-серыми в угасающем вечернем свете. На тротуарах лежал неубранный снег.
— Лучше оставить все и забыть, — промолвила Анна.
— Дайте мне, пожалуйста, адрес врача.
Они укрылись от ветра у стены, и Анна написала адрес.
— Свой тоже.
— Зачем он вам?
— Возможно, у меня окажутся для вас новости.
— Никакие новости мне не помогут.
Мартинс смотрел издали, как Анна, опустив голову, стоит на остановке трамвая, и ему внезапно представился чернеющий на снегу маленький вопросительный знак.
