И вот наш землянин, человек с другой планеты, как он должен относиться к этой ситуации?! Историческая правда на стороне отвратительных баб. Сочувствие героя на стороне невежественных, туповатых, беспомощных и нелепых мужичков, которые его все-таки как-никак спасли, выходили, жену ему дали, хату, сделали своим. Что должен делать, как вести себя цивилизованный человек, понимающий, куда идет прогресс? Как он должен относиться к прогрессу, если ему прогресс поперек горла? Эта концепция — она не стала стержнем вещи, конечно, но стала какой-то значительной гранью. Если убрать эту концепцию, мне кажется, очень сильно обеднеет эта часть, с Лесом.
6 марта мы написали первые строчки. Сверху Лес был как пятнистая пена. 20 марта мы закончили повесть. Коль скоро план был разработан в подробностях, мы начинали писать очень быстро. Но тут нас ждал сюрприз. Поставив последнюю точку, мы обнаружили, что написали отвратительную вещь, что она не лезет ни в какие ворота. Мы вдруг поняли, что нам нет абсолютно никакого дела до этого Горбовского. При чем здесь коммунизм? При чем здесь светлое будущее с его проблемами? Вокруг черт знает что происходит, а мы занимаемся выдумыванием проблем для наших потомков. И уже 21 марта мы решили, что повесть считать законченной нельзя, надо с ней что-то делать. Было ясно, что те главы, которые касаются лесной истории, они годятся. Почему годятся? Там ситуация слилась с концепцией, эта повесть может даже существовать отдельно. А что касается части, связанной с Горбовским, то она никуда не годится. Чем заменить? На этот мрачный вопрос мы ответа не знали. Такого двойного кризиса мы не переживали еще никогда…
В дневнике подробно записывается то, что происходит в Лесу. Оба мы были страшно рады, когда придумали, что крестьяне все врут, что наш герой совершенно неспособен отличить их правду от лжи. Герой пытается выбраться из Леса, но когда он выясняет у своих односельчан, куда ему идти, один говорит одно, другой другое, и он, как муха, приклеенная к мухомору, никуда не может двинуться. Нам нравилось, что крестьяне многословны — специально отмечено в дневнике с восторгом — аля Редклифф. Ред-клифф — это герой Фолкнера, который длинно и вязко Рассказывает. Но Редклифф, будучи человеком с американского Юга, говорит хотя и длинно, но осмысленно. Наши люди по замыслу должны были говорить не только длинно, вязко, но и бессмысленно. Нам очень понравилось, что мы придумали герою местную кличку — Молчун. Почему, собственно говоря, Молчун? Он не молчал, он говорил. Дело в том, что по своей земной привычке он говорит в пять раз меньше, чем окружающие. Для того, чтобы высказать мысль, ему достаточно одной фразы. Я очень рад был вставить это, потому что нечто подобное я заметил на заседаниях нашей секции. Заметил, что мои выступления как-то оставляют без внимания. Я сначала не понимал, думал: может невнятно и несвязно говорил? Но потом мне пришла именно эта мысль, что люди просто не успевают! Они только приготовились слушать, а я уже сел…
Потом мы встретились в апреле. 28 апреля вдруг появляется запись: Горбовский — Перец, Атос — Зыков. Появляется впервые Перец. Это значит — идея о том, что надо вставить Настоящее, уже есть. Каким-то образом и кому-то пришла в голову та мысль, что одну фантастическую линию, линию Леса, надо было дополнить средой, но уже символической. Не научно-фантастической, а символической. Какой-то человек должен был мучительно пытаться выбраться из Леса, а другой человек, совсем другого типа и другого склада, должен мучительно стараться попасть в Лес, чтобы узнать, что там происходит. Как возникла эта мысль, сейчас уже восстановить невозможно. Но я прекрасно помню, как возникла идея художественного приема, на котором стоит вся перецовская часть. Точно так же, как лесная часть стоит на приеме вязкой речи, перецовская часть — на кафкианском мире, на попытке изобразить мир, который неотличим от сна. В “Процессе” Кафки главный герой, делая совершенно реалистические поступки, вдруг начинает действовать как бы во сне. Этот прием показался нам чрезвычайно полезным, и именно он лежит в основе части, которая может быть названа “Управление”. И вот как из ситуации рождается концепция. В один прекрасный момент появляется замечательная запись, а именно 30-го апреля: Лес — Будущее! После того, как была придумана эта концепция, которая осталась, вообще-то говоря, скрытой для подавляющего большинства читателей, нам стало писать очень легко. Лишнее доказательство того, что автор должен иметь определенную концепцию вещей даже не столько для того, чтобы одарить мир некоей идеей, а для того, чтобы у него все скомпоновалось. Как только нам пришла мысль о том, что Лес символизирует Будущее, все разу же стало на свои места. Повесть перестала быть научно-фантастической, она стала просто фантастической, гротесковой, символической. Что такое Лес? Лес — это символ всего необычайного, всего непредставимого. Что такое Будущее? Это то, про что мы ничего не знаем. Мы гадаем безосновательно, у нас есть какие-то соображения, которые легко разваливаются под давлением малейшего анализа. О Будущем мы знаем только одно — оно совершенно не похоже на наше представление о нем. Больше мы ничего положительного сказать не можем. Мы не знаем, будет ли мир Будущего хорош или плох. Он будет чужой, к нему нельзя будет применять понятия “хороший”, “плохой”, “ничего себе”.
