Когда за мной затворилась дверь кабинета Сталина, я доложил: – Товарищ Верховный Главнокомандующий, генерал-лейтенант Карбышев по вашему приказанию прибыл.
Сталин секунд десять разглядывал меня, после чего, указав трубкой на стул, сказал: – Присаживайтесь, товарищ Карбышев. Мне доложили, что вы не вполне правильно себя вели в отношении, — Сталин на мгновение замялся, — наших товарищей из будущего.
Мне показалось, что товарищами называть гостей из будущего ему не хотелось. Да, умеет задавать вопросы Иосиф Виссарионович.
— Товарищ Сталин, в своих действиях я исходил из условия проявления Феномена, не относящегося к нашему миру.
— Ви называете это фэномен? А окажись они в лапах фашистов, что могло произойти, ви представляете? Или интересы страны вас не беспокоили, товарищ генерал-лейтенант?
Что в этом? Игра или взвинченность до крайности уставшего человека? Скорее всего, и то и другое, оттого и прорезавшийся грузинский акцент.
— Товарищ Верховный Главнокомандующий, вас интересует то, чем я руководствовался, или нечто иное? — выговорив это, я внутренне похолодел. А собственно, о чем еще можно и следует говорить?
— А вы не на философском диспуте, товарищ Карбышев, и вас не на дискуссию вызвали. Нам надо выслушать ответ по существу заданного вопроса.
По тому, как это было сказано, я понял, что Сталин сумел преодолеть свой эмоциональный взрыв.
— Товарищ Сталин, столкнувшись с появлением данного явления и убедившись в его полной реальности, я оказался перед фактом невероятной везучести наших гостей из будущего, так я их называю. Эта везучесть проявилась во множестве фактов. Прежде всего, наши гости из будущего натолкнулись на разрозненные группы красноармейцев, оказавшиеся в фашистском тылу. Тут я отмечаю первую ненормальность: никто из красноармейцев не воспринял их как противников, ни даже как просто нечто опасное. Подчеркну – никто из примерно двухсот красноармейцев и младших командиров не насторожился.
— А может, так сложились обстоятельства, товарищ Карбышев, что попались люди недалекие, не наблюдательные? — перебил меня Сталин.
— Я проверял это, товарищ Сталин, практически все опрошенные бойцы отмечали необычность наших гостей. Некоторые из опрошенных строили предположения об их эмигрантском происхождении, но это никого не насторожило. Это первое, что бросается в глаза. В то же самое время их внешний вид, лексика и формы речи, наконец, мимика и выражения лиц – все указывает на русских и, одновременно, инородцев.
— А можно подробнее, товарищ Карбышев, на какие детали вы обратили внимание? — задал уточняющий вопрос Верховный.
— Я очень хорошо помню свое первое впечатление: передо мной русские, но не наши. Первоначальную мысль об эмигрантах я практически сразу отмел, мы говорим иначе.
— Товарищ Карбышев, а вы разве эмигрант или вам приходится вести беседы с эмигрантами? — В глазах Иосифа Виссарионовича мелькнуло что-то хищное.
— Извините, товарищ Сталин, оговорился. Я имел в виду, что их речь – безусловно, русская, но совершенно иная, не похожая на речь моих бывших сослуживцев, с кем я не встречался более двадцати лет. Они иначе ставят ударения, а многие слова произносят в соответствии с написанием. Например, они не произносят «кофэ» или «музэй», но «кофе» и «музей». И примеров таких – множество. Их присказки повергают в недоумение, а порой поражают своей нелепостью. Например, «забей» применяется в значении «не обращай внимания». Я был свидетелем, когда один из наших гостей, отчитывая красноармейца, высказался: «Конь педальный, чтоб ты срать ходил колючей проволокой». Все это произносится так, как если это обиходная речь.
После этой части моего рассказа Сталин откинулся на спинку и, слегка улыбнувшись, спросил: – Ну, карашо, а вторая необычность?
— Вторая необычность – это отсутствие ожидаемой реакции противника. В начальный период, еще до моего появления в отряде, многое можно было объяснить головокружением противника от успехов и нестандартными поступками наших гостей. Например, после уничтожения Гудериана они, вопреки обычной логике окруженных, совершают моторизованный бросок в сто пятьдесят километров к Брестской крепости. В этот период их действия отличаются исключительной дерзостью. Сводной колонной, составленной из отбитой у противника бронетехники и наших танков, совершают несколько успешных операций. Уничтожают два крупнейших штурмовых орудия гитлеровцев, без которых осада Брестской крепости значительно затянулась. В итоге – после освобождения временного концлагеря с нашими пленными – в сводном отряде насчитывается почти тысяча бойцов, но нам без единого столкновения удается трехдневный переход из района дислокации. На мой взгляд, должной реакции противника не последовало, а иного предположить трудно. Дальнейшие операции отряда проводились, хотя и с соблюдением всей возможной предосторожности, но достаточно активно. Весь мой опыт подсказывает – мы не должны были уйти из-под Бреста без потерь, тем более уйти незамеченными. Позже нас если не уничтожили бы, то блокировали в районе базирования отряда, без вариантов. Но о нас словно забыли.
