Ночь уже спустилась. Звезды, как брошенная в небо крупа – миллиардами светлячков над головой. Тишина такая, что за версту слышно дыхание, или это мне так кажется. По льду ползти холодно и рискованно. Но другого пути у нас нет. Догорающие остатки капониров и самолетов слабо подсвечивают поляну. На этот раз у нас другая задача – мы будем тихи, как мышки. И пока кошки спят…
Бункер и вправду оказался с краю. С первого раза и не заметишь. Со второго, впрочем, — тоже. Легкое копошение по сторонам – значит, охранение не спало. Ну, ничего, теперь уснуло – вечным сном. Дверь закрыта. Как же она отрывается? Не верится, что тут должен быть электронный ключ – до него еще три десятка лет. Но вот рычажная система или электрическая цепь должны присутствовать.
— Разрешите? — Водограй пошел с нами. Хотела сначала приказать эвакуировать, но он настоял, что, кроме него, никто не сможет показать бункер – согласилась. Скрепя сердце.
— Давай…
— Кажется – здесь.
Одно из поленьев поворачивается, и дверь внезапно вздрагивает и начинает медленно уходить в сторону. Ну, с Богом!
Слабые огоньки лампочек. Коридоры-коридоры-коридоры. Мне кажется, что мы бежим бесконечно долго… и громко. Разбегаемся по этим коридорам. Пока тихо.
И вдруг впереди вскрик. Можно больше не скрываться – теперь дело в скорости.
— Вперед!
Коридор осветился вспышками выстрелов. Солдаты врываются в комнаты. Стреляют. Дальше. Нервы на пределе – любой шорох, звук отдается в голове как набат. Я стреляю на опережение, пока успеваю… пока. Но немцев много… Как же их много! Бояться нельзя. Бояться уже поздно – остается только верить в удачу и стрелять.
— Тут оружейная комната!
— Перекрыть доступ! Занять оборону. Держитесь! Мы дальше…
Сзади дробный стук очередей. Впереди дверь. Выбиваем и влетаем в большое помещение – немцы уже вскочили с кроватей и стоят перед нами. А в пистолетах, как назло, кончились патроны. Мои тоже не стреляют. Слышу, как падают обоймы на пол, а следом и автоматы. Свои пистолеты в кобуры. Немцы улыбаются – их больше. Нас шестеро. Мы тоже улыбаемся. Только улыбки у нас разные…
Нас будет ждать драккар на рейде
И янтарный пирс Валгаллы светел и неколебим,
Но только через танец на снегу
Багровый вальс-гемоглобин…
Ах, какое небо! Воздух легкий, и кажется, взмахни руками – и взлетишь к звездам. Хочется выть, хочется плакать и хочется смеяться. Нет, я не схожу с ума, просто сижу, привалившись спиной к поленнице, и смотрю на небо. На землю смотреть не хочется. У нас не было выбора – но это не оправдание… это следствие. Но все же мы справились…
Четыре эсэсовских офицера, злобно озираясь, сидят в сторонке. Бункер зачищен. Потеря почти половины отряда – страшная цена. Но мы платили сполна, не торгуясь. Из бункера мы вышли впятером. А вошло четырнадцать. Немцы дрались хорошо – надо отдать им должное – не отступали. Некуда им было отступать. Но цеплялись за каждый поворот намертво. Страшно было бы представить, если бы ребята не удержали оружейную комнату. Правда, оттуда не вышел никто. Последний подорвал себя – бункер чуть не обвалился. Выбирались на ощупь. Тащили упиравшихся немцев, а своих не могли подобрать…
Ждем. Долгая зимняя ночь. Утром за нами приедут. Но это будет утром. Ждем рассвет, как прощения. Лейтенант раскатал немецкую подмогу на двух грузовиках. Массированная снайперская засада – это же надо было такое придумать. Нашел место – и перекрыл дорогу наглухо… использовав взорванные машины как освещение. Помогли карельские камни – не только финнам за ними прятаться.
Сквозь усталость слышу звуки моторов. Поднимаю голову: — Кто?
— Наши, — улыбается лейтенант.
— Наши, наши.
Киваю. Это хорошо, что «наши». Нет, это очень хорошо. Просто замечательно!
Никогда еще не бывала в городе, который только что взяли. Вокруг вонь сгоревшей техники и домов. Они уже отгорели, но смрад еще не выветрился. Пока ехали до штаба, вся извелась – глаза будто живут сами по себе – столько вероятных снайперских позиций, что моя паранойя не просто кричит, а завывает от страха. Любой город можно превратить в страшный рубеж обороны. Как же они его взяли? Я бы в город не полезла – однозначно.
