- Любое. И чем опаснее, тем лучше.
- Я знал, что ты так ответишь. Спасибо.
Из-за ствола липы вышел Флегонт.
- Патруль, - едва слышно бросил он.
- Заметят?
- Определенно.
- Спокойно, - шепнул Савинков Ружичу. - Идем.
Они пошли навстречу неторопливо шагавшему по улице патрульному. Это был приземистый, кряжистый красноармеец, и потому винтовка, перекинутая через плечо, казалась особенно длинной. Острый штык, покачиваясь, целился в повисшую над головой звезду. Расплывчатая тень плыла чуть позади него по сумрачно мерцавшему булыжнику. Второй патрульный, видно, замешкался гдето - самого его не было видно, слышались только громкие, с металлическим лязгом шаги.
- Не найдется огонька, товарищ? - Флегонт плотной громадой вырос перед патрульным.
- Кто такие? - Красноармеец сбросил винтовку с плеча.
- Угощайся, браток, - миролюбиво и дружески пробасил Флегонт, протягивая пачку папирос. - Как на грех, ни спички, ни зажигалки.
- Эк ты, - недовольно пробурчал патрульный, чиркая зажигалкой, и вытащил из пачки папиросу. - Прикуривай...
- Да ты бери еще, запас карман не трет, - угощал Флегонт.
- Взять, отчего же, взять, оно, конечно, можно... - смягчился патрульный.
Флегонт с наслаждением затянулся, дал прикурить Савинкову.
- Спасибо, товарищ. - Флегонт вернул зажигалку.
И они спокойно, прижимаясь к домам, прошли мимо патрульного.
- Лучшая тактика - идти навстречу опасности, - шепнул Савинков Ружичу.
- Что за люди?! - послышалось вдруг за спиной: к тому месту, где они стояли, подоспел второй патрульный, видимо старший. - Документы проверил?
- Документы? - беспечно протянул тот. - А чего документы? Видать - свои в доску. Закуришь?
- Тетеря рязанская! - выругался второй и, вскинув винтовку, клацнул затвором: - Назад, граждане! Именем революции! Стой!
"Граждане", пе оборачиваясь, удалялись в глубину бульвара, будто окрик относился не к ним.
- Назад! - И тотчас же грянул выстрел.
- Врассыпную! - Савинков первым метнулся в ближайшую подворотню.
Ружич перемахнул через невысокую каменную ограду, рывком пересек узкий, как коридор, дворик, промчался под сводчатой аркой и очутился в тихом, будто вымершем переулке. Потом долго петлял, переходя с улицы на улицу через дворы.
Наконец он отважился пересечь Тверскую и побрел тихими улочками.
Ружич думал о Савинкове. И раньше Ружичу иногда претила театральность Савинкова, поразительно резкая смена настроений, любовь к крайностям. Поначалу, когда они подружились, Савинков словно околдовал его и ослепительными, проникающими в душу фразами, и неукротимой жаждой действия. Ружич не замечал, что речи Савинкова полны тяжеловесного пафоса и морализма, щедро пропитаны розовой водичкой сентиментальности. И не удивительно, потому что трогательность их неразличимо сливалась с высокопарностью, упоение борьбой - со скорбью и истеричностью. А когда заметил, то успокоил себя тем, что это качество натуры Савинкова не столь уж опасно и отталкивающе. Нет идеальных людей, и главное в человеке не его незначительные недостатки, а то, чем он дышит, какова цель его жизни. Савинков умен, дальновиден, обладает даром, который не часто встретишь, - умепием повести за собой, возглавить борьбу. И хотя, как это уже не раз замечал Ружич, бурные проявления воли порой внезапно сменялись полной апатией, это было лишь минутной слабостью сильного характера.
Теперь, когда Ружич вновь встретился с Савинковым, прежнее чувство восхищения вскипело в нем, но в него тут же словно плеснули ледяной водой: Савинков, не скрывая своего преклонения, говорил о союзниках, о их праве помыкать Россией.
Кто же он, Савинков, кто? Не может быть, чтобы он не любил Россию. Та жажда борьбы, что жила в нем и определяла его поступки, могла питаться лишь патриотизмом. И мужество его не показное - ведь он шел на тиранов с бомбой в руке, не единожды рисковал жизнью. И это прежде всего роднило Ружича с Савинковым.
Конечно же, в пылу борьбы он, Савинков, заблуждается. Разве вправе он, мудрый и дальновидный политик, поддаваться соблазну принести освобождение России на иностранных штыках? Наперед зная, как легко превратиться в марионетку тех, кто будет считать себя фактическими властителями русского народа?