- В Рыбинске? - встрепенулся Лыков. - Вот туточки его и ищи!
Рябоконь приник к газете. Теперь он предусмотрительно читал про себя. Дойдя до строк: "Во главе восставших контрреволюционеров стоял организатор "Союза защиты родины и свободы" известный враг Советской власти Б. В. Савинков", он оторопело уставился в Лыкова. Тот все понял по его будто окаменевшему лицу.
- Может, однофамилец? - нерешительно спросил Рябоконь.
- Все равно надо их допросить, голубков, и немедля! - воскликнул Лыков, рванувшись к двери.
- Ребят возьми с собой! - вдогонку ему крикнул дежурный, доставая из кобуры наган. - ...Пока шел этот разговор, Флегонт успел выйти из избы, осмотреться.
- Коней не взять, - с тревогой в голосе сообщил он Савинкову. - Тот высоченный верзила ходит возле них как собака на привязи.
- Придется ножками, ножками, - усмехнулся Савинков, приметив отчаяние на лице Стодольского. - Лес близко?
- Через огороды, а там до леса рукой подать, - ответил Флегонт.
- Тогда - с богом... - прошептал Савинков.
Старуха возилась у печи, гремя заслонками. Гости шмыгнули за дверь и растаяли в ночи.
Рассвет встретили в лесу. Всходило солнце, когда они напоролись на вооруженных красноармейцев. Их обстреляли. Выручил овраг. Они кубарем скатились под откос Стодольскому не повезло: падая, он ударился о поваленное дерево. Он лежал на дне оврага у топкого ручья и стонал. Флегонт осмотрел его.
- Перелом ноги, - хмуро сообщил он Савинкову. - Что будем делать? Тащить на себе?
Савинков не ответил. Наверху, в чаще, подступавшей к оврагу, затрещали сучья, послышались голоса. Савинков и Флегонт молча переглянулись и, не сговариваясь перепрыгнули через ручей, спасаясь от преследования.
- Стойте, куда же вы?! - вслед им отчаянно закричал Стодольский. - Мы же вместе... Стойте, не бросайте Савинков и Флегонт, не оглядываясь, мчались по оврагу и вскоре скрылись за крутым глинистым обрывом.
- Стойте... - все еще умолял Стодольский, не веря, что его бросили. И, вдруг поняв это, вместе со стоном выдохнул из последних сил: - Будьте вы прокляты!..
...Сейчас Флегонт не испытывал мук совести. Он смотрел то на Савинкова, то на небо, радуясь, что ветер гонит над лесом обрывки черных угрюмых туч.
Савинков не думал уже ни о приключении в Ядрине, ни о покинутом ими Стодольском и даже ни о том, что ждет их впереди. Воспаленный мозг сверлил и сверлил лишь один вопрос: "Почему?!"
Почему Дзержинскому удалось проникнуть в самое сердце "Союза", несмотря на блестящую конспирацию?
Почему разгромлен Перхуров, дольше всех державшийся в Ярославле? Почему закончилось крахом восстание в Муроме? Почему через час, всего через час было проиграно сражение в Рыбинске?
"В Рыбинске я был сам, - мысленно разговаривал с собой Савинков. - Я лично проверил силы рыбинской организации. Они были достаточны для восстания. Я проверил силы большевиков. Они были невелики. Я осведомился о настроении рабочих. Оно было для нас удовлетворительное. Я справился о настроении крестьян. Оно было вроде бы в нашу пользу. Я подсчитал количество имевшегося в нашем распоряжении оружия. Его было достаточно, чтобы взять артиллерийские склады и штурмовать город. Так почему же, почему в два часа ночи, ровно через час после того, как мы начали атаковать, бой был проигран? Почему?!"
У Савинкова было такое состояние, будто с каждым "почему" в него стреляют и каждая пуля попадает прямо в сердце, в одно и то же место. Откуда он, этот зловещий, неразрешимый и страшный, как проклятье, вопрос "почему"? Откуда?
Откуда? Да разве ты сам не понимаешь, что он исходит от Ружича? Это "почему" словно начинено динамитом. Память - как зажженный бикфордов шнур.
Еще мгновение - и взрыв.
Почему побеждают большевики? Хлеб с мякиной, тиф, страдания. Раздолье анархии, переворот в людских душах, безверие и отчаяние. Мрак и холод. Тысячи, сотни тысяч врагов. Почему же они побеждают, большевики? В чем первопричина признания, вырвавшегося у Ружича во время их последней встречи: "Тогда я шел за тобой не раздумывая, а теперь..."
Когда же была их последняя встреча? Ах да, это же так просто запомнить - первого мая. Ружич пришел возбужденный, изменившийся, со страдальческим выражением горящих безумным блеском глаз. Задыхаясь, будто бежал от погони, он рассказал, что был на Красной площади и видел, как мимо украшенной кумачом трибуны шел и шел нескончаемым потоком трудовой люд.
