— Может быть, через пару дней и ты замараешь свое строго научное мировоззрение христианскими сантиментами. Или с формулами под мышкой сбежишь из России, чтобы приложиться к туфле римского папы.
— Послушай, — вскипел Роупер, — подозревать можно кого угодно и в чем угодно. Ты понял? Я ничем не отличаюсь от тех алкашей. Да, с этим приходится мириться, но тоже самое происходит повсюду. И твоя паршивая Англия не исключение. Кстати, то, что он говорил, — Роупер кивнул на Риста — обезображенного, изрезанного, обчищенного, — сущая правда. Когда я еще был в Англии, этот ублюдок по-настоящему за мной охотился. Здесь он не врал. Что же касается того, что я слишком стар и лишен диплома, то это, конечно, чушь, но про ублюдка он не врал. А теперь я пойду к себе в номер и хорошенько высплюсь. Наверное, придется принять пару таблеток. Я жив, здоров, и это главное.
— Еще немного, и о тебе можно было бы сказать нечто прямо противоположное.
— О тебе тоже. — Роупер улыбнулся, впервые за весь вечер. — Бедняга Хильер. Ну и попал ты в переплет! На вот, держи, может, пригодится. Всех там сразишь одним ударом. — Роупер достал из внутреннего кармана пачку измятых листов, испещренных синими каракулями. — Глава, над которой я сейчас работаю. Но теперь я уже вряд ли продолжу эту затею с мемуарами. Они свою роль выполнили: пока писал, многое для себя уяснил. Не знаю, куда ты направишься, но чтением на дорогу я тебя обеспечил. Кстати, куда ты все-таки двинешься?
— Сначала в Стамбул, а потом посмотрим. К тому же мне надо там кое с кем увидеться. — Хильер взял рукописи. — Так и норовишь подсунуть мне какое-нибудь чтиво! Я тоже мог бы дать тебе кое-что почитать, я ведь привез для тебя письма. Но все это уже из другой жизни. Ладно, нам надо побыстрее сматываться.
— Здорово, что повидались. Столько лет прошло… Знаешь, при желании ты мог бы…— Роупер замялся, — остаться здесь. Думаю, тебе бы нашли применение.
— Нет, все кончено. Я выхожу из игры. Мне разонравилась новейшая история.
— Есть в ней и кое-что интересное. — Роупер кивнул на потолок. — Скажем, космонавтика. Мы вот-вот доберемся до Луны.
— До этой пустой позеленевшей сырной головки? Скатертью дорога!
Дверь распахнулась, и вбежал Алан, с лицом, напоминавшим Луну в представлении Хильера.
— Там ползает что-то хрипучее! Прямо за мной карабкалось.
Роупер схватил с койки «Айкен».
— Твой друг решил удалиться от дел, — сказал он Алану, — так что теперь моя очередь действовать.
Он смело шагнул в ночь, пропитанную ароматами — нет, не новейшей истории, а не обсохших после дождя цветов.
Хильер взглянул на Алана. Еще недавно бесившее его нахальное отродье сейчас вызывало жалость и даже любовь — отсвет другой любви. Может, по-отцовски обнять его, приголубить?
— Я догадываюсь, что там ползает, — сказал Хильер. — Не бойся. Да, втянул я тебя в историю… Наверное, когда садился на корабль в Саутгемптоне, тебе такое и присниться не могло. Я готов извиниться.
— В голове не укладывается… Просто в голове не укладывается…
Хильер помрачнел, представив себе Теодореску, с вожделением разглядывающего мальчика.
— Ты не устоял перед соблазном этого мира. — Хильера передернуло, когда он вообразил, как похотливо сопящая туша Теодореску покрывает хрупкое юное тело.—Должно быть, тебе ужасно хотелось заполучить этот пистолет.
— Клянусь, я не знал, что он ваш. Я просто собирался ее припугнуть.
— В переполненном обеденном зале?
— Нет, я надеялся улучить момент, когда она останется одна. Все это было так глупо… так глупо… Алан всхлипнул. Хильер обнял его за плечи.
— Я позабочусь о тебе. Теперь я за вас отвечаю. За обоих.
Снаружи послышался голос Роупера. Приговаривая на своем ломаном русском, он, похоже, кого-то волочил по траве, Хильер поспешил на помощь. Это был недобитый Ристом комитетчик. Его слипшиеся от крови, засохшие волосы напоминали ермолку. К мокрому мундиру прилипло несколько розовых лепестков.
— Eschoodin , — проговорил Роупер тяжело дыша. Морщась от боли, ничего не понимающий комитетчик обводил Их мутным взором. Челюсть у него отвисла. Он напоминал продавца, незаслуженно обвиненного в обмане покупателя. Что касается лица Риста, то оно еще было наполовину узнаваемо. От этой половины следовало избавиться. Может, поручить Роуперу? Хильеру требовался обезображенный до неузнаваемости человек с выжженным тавром. Комитетчика тянуло на пол.
