— Да, ты пришла… — Из темноты выступила светлая фигурка. — Как хорошо, что ты назвала мне свое имя! — Костяной гребешок аккуратно скользил по золотым волосам, разделяя их на пряди. — Так я смогла тебя навещать. — Маруся села рядом так, чтобы одновременно видеть и Алису, и девочку. — У тебя плохие сны. Это из-за меня?
— Нет, Маруся, это из-за него. — Они до сих пор понимали друг дружку с полуслова. Ведь так и бывает у лучших подруг.
— Хорошо, что не из-за меня. — Маруся вздохнула, разгладила складки на своем платье. — Я не хотела тебя пугать. Понимаешь?
Алиса понимала. Как ни крути, а вырасти и стать взрослой из них двоих получилось только у нее одной. И не потому, что она не сдержала данное обещание и не сумела спасти Марусю, а потому, что Маруся была мертва уже тогда, при их самой первой встрече…
Пропала без вести пятнадцать лет назад. Вышла во двор поиграть с подружками и больше домой не вернулась. Ее искали несколько месяцев. Искали родители, милиция, горожане, даже преподаватель фотокружка, в который Маруся записалась накануне исчезновения. Ее искали все, а нашла Алиса и на целых десять дней стала лучшей подружкой для маленькой мертвой девочки.
— Я вернулась. Сказочник больше никого не обидит. — Алиса протянула руку ладонью вверх.
— Это хорошо. — В том месте, где тонкие Марусины пальчики коснулись кожи, сделалось тепло и немножко колко. — Это значит, что теперь я могу уйти. — Маруся встала, улыбнулась ясной, чуть нетерпеливой улыбкой, шагнула в столб льющегося через люк света, обернулась, помахала на прощанье рукой и исчезла…
…В желтом свете фонаря кружились снежинки. Зима в этом году началась строго по расписанию, в первых числах декабря. Она привела с собой снегопады и каждый вечер рисовала на стеклах морозные узоры, зазывая горожан если не на каток, то хотя бы просто на прогулку. Алисе было не до прогулки. Ее мутило с самого утра. Мутило, хотелось плакать, соленых огурцов и шоколадного торта. Хотелось немедленно и именно в такой последовательности. Если бы рядом был Макс, вопрос с огурцами и тортом решился был в два счета, но Макс только что улетел в Торонто на какой-то ужасно важный симпозиум, на целых три дня оставив Алису одну-одинешеньку в их новой квартире. Гнездо или берлога — они так и не договорились, как стоит называть новое жилье — вздыхало тихим эхом, уговаривало Алису немного потерпеть. Токсикоз — это ведь не на всю жизнь, рано или поздно это закончится. И никто не виноват, что она не поставила мужа в известность, а сам он не догадался. Мужчины — существа толстокожие, с ними надо без обиняков. Сказала бы: «Кстати, дорогой, у нас будет ребенок». Глядишь, и не полетел бы никто на симпозиум в Торонто, глядишь, и плакать расхо-телось бы. Потому что выть белугой в присутствии Макса — несусветная глупость. Кто же плачет рядом с таким замечательным мужем! А теперь уж что? Теперь нужно как-то продержаться пару дней.
В дверь позвонили, настойчивым звонком спугнув Алисину хандру. За дверью стоял Макс. В одной руке он держал шоколадный торт, а второй прижимал к пузу трехлитровую банку огурцов. На Алису он смотрел одновременно с тревогой и радостью.
— Знаешь, я тут придремал по пути в аэропорт, и мне приснился удивительный сон… — Взгляд его сделался чуть менее тревожным и чуть более радостным. — Это была Маруся. Она сказала, что я глупый и совершенно не разбираюсь в женщинах.
— Совершенно не разбираешься… — Одновременно хотелось и плакать, и смеяться.
— А еще она сказала, что очень скоро наступит время сказок. Хороших сказок. И что прямо сейчас тебе необходим вот этот странный набор. — Банка с огурцами призывно качнулась.
— Необходим. Просто жизненно необходим! — Алиса прижалась щекой к холодной с мороза Максовой щеке, добавила шепотом: — Кстати, дорогой, у нас будет ребенок.
