– Что есть, то есть, – согласился Рома, улыбаясь двумя железными зубами, вставленными вместо выбитых на первом курсе.
– Ну, чё, пойдём, – кивнул Саныч брюнету и, двинувшись на выход, сказал Лысым: – Я домой, бывайте.
– Бывай, – дружно сказали Лысые.
А брюнет позвал за собой блондина:
– Немец.
Измазанный зелёнкой «первак» с готовностью оторвался от стены, поспешив на выход.
– Давай хоть покурим, Лысюша, – предложил Саня Роме.
– Давай, Лысюша, – кивнул тот.
– Немец, – усмехнулся Саныч, выйдя из гальюна. – А ты кто?
– Я – Славный, – ответил брюнет. – Ну, звать меня Слава.
– Так вот, Славный, валил бы ты с Гитлером домой. Видишь, опять «день первака», – сказал Саныч, думая, что хорошо – всё-таки не закурил. Вроде действительно легчает.
Они вместе подошли к раздевалке. «Перваки» получили свои шинели, а Саныч – куртку.
– Пацаны, мармулеты есть? – спросил Саныч, когда они вышли на заснеженную улицу.
– Чего? – не понял Славный.
– Деньги, – пояснил Саныч. – На пиво.
– У меня дома есть, ящика на полтора, – сказал Славный. – Да только очереди такие… И продадут ли?
Саныч хмыкнул, глянув на наручные часы:
– Через полтора часа пиво привезут на «Гвардак». Через два – на «Фадеевку». Кто в очереди стоит, тому не хватает.
– А у меня хата свободна, – впервые за все время подал голос Немец.
– Так едем же! – хлопнул обоих «перваков» по плечам Саныч.
Славный с Немцем жили на одной улице. Оба переоделись. И к магазину подъехали перед самым пивным завозом. Саныч договорился на разгрузку машины. Немец, скрывающий зелёные волосы под задрипанной шапчонкой, выглядел совсем ребёнком. Поэтому пиво с машины в магазин таскали без него. За что и получили полтора ящика без очереди. И, когда толпа жаждущих мужиков только начала давку в открывшихся дверях магазина, Саныч с «перваками» уж отправились к Немцу.
– Чё ты паришься из-за зелёнки? – спросил Саныч Немца, когда они допивали по второй бутылке. – Давай виски выбреем, и будет достойный панковский причесонище.
У самого Саныча виски и макушка были выбриты, оставался лишь достающий до кончика носа чуб, который он откидывал с глаз то в одну, то в другую сторону.
Допив третью бутылку, Немец согласился. Но не под бритву. В доме была только массажная расчёска, и Саныч взялся выстригать волосы через столовую вилку. Вышло довольно аккуратно. И ужасно. Что и требовалось. Захмелевший Славный был в восторге, и начал уламывать Саныча чтоб тот и его подстриг. И Саныч с вдохновением выстриг ему ирокез.
Квартира немца была довольно убогой. Продавленный диван, прожжённый сигаретами в двух местах. Допотопная, пошарпанная мебель. Не было телевизора. Он жил вдвоём с отцом.
– Бухает мой папаша по-чёрному, – сказал изрядно захмелевший Немец. – Как только восемнадцать мне стукнет – подам на размен квартиры. Буду один в однокомнатной жить, как человек. А то ж это жопа какая-то, у меня даже штанов нет.
И вправду, на Немце были штаны от «парадки», что в хабзайке выдали. Не приглядываясь можно подумать, что это гражданские шерстяные брюки.
– А чай! – усмехнулся Немец. – Какой редкостный чай в этом доме!
Он подорвался и, сгоняв на кухню, вернулся с заварным чайником.
– Вот, гляньте… – Немец открыл крышку. – О таком чуде вы даже не слыхали.
В чайнике вместо заварки кисли разбухшие жженые сухари.
– Не понимаю, – сказал Немец, – зачем жрать-то так? Папаше всё похрен. Отлежится иль дихлофосом похмелится, с бодунища на меня наорёт, типа воспитывает, и айда дальше синячить. Не, как только стукнет восемнадцать – сразу на размен. Заживу по-человечьи.
Худенький Немец едва не плакал пьяными слезами.
Лет восемь назад Саныч случайно встретил его. Саныч тогда изрядно повеселился в Мурманске, и перед возвращением в родной Североморск заскочил в магазин за пивком, здоровье поправить. Сразу на крыльце магазина откупорил бутылку и отпил треть. Глаза заслезились, он с облегчением выдохнул и тут увидел пред собой собачьи глаза. Нет, перед ним стоял человек. Весьма помятый, небрежно одетый, с всклокоченными жиденькими волосами. Но взгляд у человека был собачьим. Так смотрит вечно голодный, битый пёс на беляш, который вы едите на привокзальной площади. Человек же смотрел на пиво. Саныч протянул бутылку кивая – бери. Собачьи глаза полыхнули счастливо и, если б у человека был хвост, он сейчас завилял бы им что есть мочи. Дрожащими руками человек осторожно, словно ожидая подвоха, взял бутылку и жадно сунул горлышко в рот. Запрокинув голову, он влил в себя всё пиво, пенящееся в бутылке. После, наконец оторвавшись от горлышка, стал глубоко вдыхать осенний воздух замешанный на выхлопных газах.
