– Вот ведь старый чудик, – усмехнулся я. – А прикинь, мы б не курящие были. И прошли б мимо посёлка.
– Не, хлебушка захотелось бы.
– Ну, и что. Купили бы хлеба и попёрли дальше пешком.
– Да, фея встретилась натуральная, – сказал Лысый.
– Это точно. А папаша просто малость не аллё.
– Скажем прямо – безумен. Но помог.
– Точно! – усмехнулся я. – И настроение поднял. Одно «ага» чего стоит.
– Одно «ага» ничего не стоит. Чудовищная инфляция. Это прежде за одно «ага» старик корову купить мог.
Мы несли чепуху и смеялись, а Мурманский берег становился всё ближе и ближе.
3
«И чё я не спросил у феи домашний телефон?» – подумал я, сидя за столом Лысого рядом с Катей.
– Это ещё не отвратительная история, – сказала Ольга, выслушав Ленку. И, отпив пива, поставила кружку на стол. – Я если про первое свидание с Длинным расскажу – всем подурнеет. Да, нет. Длинный не причём. Он у меня всегда красавчик. Это всё собака.
– Брррр! – сморщился Длинный. – Только не про собаку.
– Про собаку, про собаку! – загорелась Лена.
– Просим, просим! – поддержал её Лысый.
– Да рассказывать особо нечего, – начала Ольга. – Дело уж поздним вечером было. Но лето. Тепло, солнышко. Мы на лавочку присели, у Семёновского озера. Народу на удивление не было. В стороне только два мужика чего-то пили. Н у, значит, погодка волшебная. Птички там всякие. А Длинный – главный соловей. Настроение у меня лучше некуда. И тут к нам подходит «барбос». Не хуже других дворняг. Одно ухо висит, другое торчит, морда разбойничья. Подошёл, посмотрел хитро, и… блеванул.
Я глянул на Длинного, тот был близок к тому, чтоб показать всё в красках.
– Блеванул отвратной субстанцией, а в ней оказалось нечто шевелящееся… – Ольга скривила лицо. – «Чужой», наверное, из ужастика. «Барбос» опять на нас хитро так глянул, и вмиг снова эту гадость сожрал. Я сижу в шоке. Длинный топнул ногой. Собака метнулась в сторону и блеванула вновь.
Тут уж у всех слушающих лица покривели.
– Фу! – зажмурился Длинный. – А сверху бакланы кинулись.
– Не бакланы, а чайки-поморники, – поправила Ольга.
– Да хоть пингвины-пересмешники! – махнул рукой Длинный. – Обрушились целой бандой. «Барбоса» прогнали. И сами давай трепать «чужого» в блевотине.
– Ой, хватит! – скривилась Ленка.
– Срочно весёлую историю, – сказал Лысый. – Верните моей жене цветущее лицо.
– Повеселее… – проговорил я, пытаясь что-то припомнить. Но меня опередила Катя, начав рассказывать байку, которой лет триста. И ничего, все нашли её забавной. Меня же одолевала тоска.
К четырём утра у нас закончилось пиво. Кто б знал в былые времена, что пиво и деньги могут заканчиваться по отдельности. Лысый предложил всем остаться у них. Завтра ж выходной. Длинный с Ольгой согласились. Но мы с Катькой вызвали такси и в полпятого откланялись.
Выпал первый снег, и пустынные улицы от этого стали светлее. Мы молча сидели на заднем сидении. Я высматривал редких пешеходов, которые походили на мишени в искусственном городе-полигоне. Так же оживлённые группки из двух-трёх человек. Как на пустой остановке: парень с набитым пакетом в руке, а второй, рьяно жестикулируя, доказывал что-то третьему, растирающему себе лицо снегом.
Октябрь. Глазу снег ещё в диковинку. Он вызывает чувство близости перемен. Непременно к лучшему, хотя в памяти всплывает: окропим снежок красненьким.
– Слава… – нарушила молчание Катя.
– Мировому пролетариату, – улыбнулся я.
– О, а я уж думала – совсем скис.
– Что я, позавчерашний суп?
– Нет, ты молодой супчик.
Мы вышли из такси у подъезда Кати. Под ногами хрустел снег, было свежо и тихо. Дышалось так легко! Словно лёгкие наполняет чистейший воздух, занесённый сюда вместе со снегом странником ветром из далёких чудесных земель. Где горы устремляют в синь неба свои, вечно покрытые льдами, пики. У подножья которых разлились отражающие облака озёра с чистейшей, как слеза милосердия, водой.
– Слав… – тронула меня за плечо Катя. – Ау, ты где? Пойдём домой.
– Ты иди, хорошо? А я погуляю минут десять, и подымусь. Что-то так захотелось просто под небом побродить.
– Господи, все мы под небом ходим. Ну, ты и чудик у меня. Ладно, тогда подожду тебя дома.
