– Пошел ты, смертник, – грабитель у стены выплюнул зуб, морщась от боли. – Завтра твой труп выловят в реке.
– Ага, – презрительно ответил Кощей, – даже вижу заголовок на общем листе, выставленном на Дворцовой площади. Ты хоть знаешь, кто я?
– Я же сказал – смертник, – грабитель дернулся, но вырваться не удалось.
Кощей в ответ отпустил его, отошел на шаг и вынул бритву. Легким взмахом лезвие раскрылось, и Кощей, рисуясь, раскрутил бритву пальцами так, что она слилась в один серебристый круг.
– Тебя убили, – проговорил тот, что у стенки. – Твой труп валялся в морге на Ройял-стрит, о чем сообщили еще полгода назад, самозванец.
– Так меня убили или я самозванец? – уточнил Кощей, пристально глядя в глаза. – Поверь мне, сопляк, убить Мака тяжело.
Второй в это время попытался отползти в сторонку и сбежать, но был придавлен подошвой.
– Зарежу не мяукнув, – предупредил Кощей.
Лицо его стало жестким, как булыжники Дворцовой площади, и взгляд серых глаз обещал, что порежет на ленточки, действительно не мяукая. Излишне.
– Так кто за Джонни?
– Джеймс.
– Братец его? Ишь ты, как вырос. Ну хорошо, поверю. Он там же болтается?
– Где? – придушенно спросил тот, что снизу.
– В доме за пустырем, в двух кварталах отсюда, – пояснил Кощей.
– Нет, – помотал головой тот, который у стенки.
– А-а-а… стало быть переехали в заброшенный особняк, – заключил Кощей и отошел на пару шагов. – Вы того, идите скажите Джеймсу, что Мак вернулся, поговорить надо.
Он отошел, прислонился к стене и слегка удивленно добавил:
– Вы еще здесь? Я жду!
Обоих грабителей как ветром сдуло, а Кощей, расслабился и облегченно перевел дух.
Ждать ответа он не стал и быстро срулил в более обеспеченную, а потому безопасную часть города. Здесь обошлось без особых инцидентов, просто поговорил, разузнал, кто сверкал большими деньгами после удачной работы. Кое-что выяснил, напился, подрался, сообщил случайному собеседнику, что находится на отдыхе и потому позволяет себе лишнего, после чего пошел гулять в Центральный парк.
Купив три пирожка с мясом, он, развалившись на лавочке возле пруда, устроил себе пикник. Скормив излишки теста диким уткам и отряхнув ладони, с удовольствием оглядел парк.
Когда-то он любил здесь бывать. Чаще – как лорд Блэкгод, реже – как бедный Мак. Но в каждое свое посещение Лондона обязательно приходил сюда.
Ностальгические воспоминания вытеснила мысль о предстоящей встрече. Кощей вздохнул и потащился к Нижнему Лондону.
Едва миновав границу более-менее благополучных кварталов, он почувствовал на спине чей-то взгляд.
– Что сказал Джеймс? – разворачиваясь, громко спросил Кощей, чем испугал пару прохожих, но спровоцировал преследователей подойти ближе.
– Хватит орать, – сзади нарисовался еще один мужик и приставил к спине нож, благоразумно встав боком, прикрывая лезвие от прохожих. – С нами пойдешь.
– Нет, ребята, я сейчас не могу, – с сожалением заявил Кощей. – Вдруг вы легавые?
– Кто?
Сообразив, что данный сленг для этого мира чужд, Кощей поправился:
– Я вас первый раз вижу, вы вполне можете оказаться синеповязочниками.
– Не в твоем положении вякать, – предупредил Кощея тот, что стоял позади. – У меня нож.
– А у меня мозги, – парировал Кощей, – и если с моей головы хоть волос упадет, твоя мама, балбес, останется без внуков. Понял?
Ответом ему было молчание.
– Ну да, – пробормотал Кощей, – «Он эту искру разумом зовет, и с этой искрой скот скотом живет»[1]… Скажи Джеймсу, я буду ждать его, едва колокол прозвонит, на том месте, где впервые его без штанов оставил. Он, кстати, играть-то научился?
– Твоими молитвами, – донесся ответ.
– М-да, покер игра сложная, – заключил Кощей и несказанно удивился: – Вы еще здесь? Ступайте, дети мои, ступайте, вас ждут.
Проговорив все, что о нем думают, посланцы благоразумно удалились, а Кощей, собрав всю волю в кулак, унял трясущиеся конечности и, петляя по переулкам, заходя в лавки и выбираясь через запасной выход, вернулся в гостиницу.
Женька тем временем маялась от безделья. Сыграла сама с собой в крестики-нолики на столе, процарапала собственное имя (то, которое «Джеки») на ножке стула, зашила прореху на штанах, слопала полную миску жареной картошки, кусок жареной рыбы, запила все это двумя пинтами пива и теперь пребывала в блаженном расслабленном состоянии, размышляя о Елисее и собственной склонности к алкоголизму. Последняя мысль была проигнорирована с надеждой, что местное пиво спиртом не разбавляют, и в Англии его даже дети пьют.
