Я надеялся, что мисс Ричардс или мисс Каррингтон-Колби предложат то, за что все мы сможем ухватиться, ведь у меня ничего не было. Ничего, кроме бумажки, которая могла мне чертовски повредить.
Что будет, если шеф узнает о ней? Может быть, он решит, что я шпик, продавшийся правительству доносчик?
В отчаяньи я слушал, как с серьезным выражением лица Элексис лепетала оправдания вместо того, чтобы предлагать идеи. Настала очередь Мэри Ричардс, и в сердце моем затеплилась надежда. Мэри мне нравилась, я был очарован ей до такой степени, что уже был готов задавать разные романтические вопросы. Я никогда не назначал свидания специалистам по сексу (я вообще немногим назначал свидания). Но к ней я относился по-особому, и мне хотелось, чтобы ей все удалось.
Увы, в сексуальных и семейных отношениях кризисов не было.
— Мистер Джеймс, — произнес шеф, его голос звучал, как погребальный колокол.
У меня еще не было своего псевдонима, я был назначен в центр недавно. Мой предшественник, Маркус Уилби, загнулся прямо на этом столе, обнаружив, что не может найти никаких кризисов в медицине. Образно говоря, разрыв сердца. Это был четвертый инфаркт, на этот раз неотложка опоздала самую малость чтобы опять вытащить его с того света.
Имя Томас К. Джеймс едва ли может быть символом власти. Но мои родители даровали мне именно его, и я не собирался его запятнать. Я не хотел, чтобы хоть кто-нибудь в этой комнате подумал, что меня можно подкупить.
— Мистер Джеймс, — почти рыдая спросил Стопроцентный Американец, — есть ли в области медицины хоть что-нибудь — хоть что-нибудь! — что могло бы нам пригодиться?
Было ясно — шеф Армстронг не думал о том, что я могу оказаться предателем. Но он и не ждал, что я решу стоящую перед нами проблему. Здесь я не разочаровал его,
— Я сожалею, ничего, чем стоило бы заинтересоваться, сэр. Удивительно, несмотря на жуткую резь в желудке, мой голос звучал твердо и спокойно.
— Новых болезней нет, — продолжал я, — а старые быстро отступают. Врачи исправляют малейшие дефекты генов и дети рождаются здоровыми, — я с пренебрежением взглянул на мистера Косби, чернокожего специалиста по окружающей среде и добавил, — Количество болезней, связанных с загрязнением окружающей среды практически равно нулю, и многие медицинские центры планеты уже не ведут их статистику.
Старина Джек был шефом именно потому, что никогда не сдавался без боя.
— Наркомания! — оповестил он нас о мысли, которая неожиданно пришла ему в голову, — Должен появиться новый наркотик!
Все присутствующие с облегчением зашевелились в креслах. Но это длилось всего лишь мгновение, И эта идея лопнула, как мыльный пузырь.
— Современная химиотерапия очищает организм наркомана примерно за двадцать минут. Кое-кто из вас испробовал это на себе. — Я старался не смотреть на Мэта Диллона и Элексис Каррингтон-Колби, которые вели неравные бои с алкоголем и шоколадом, — Я должен сообщить, к нашему несчастью кибернетическое кодирование нервной системы разрешено законодательством большинства стран; обнаружив свои вредные привычки, человек может избавиться от них быстро и безболезненно,
Уныние, царившее за нашим столом превратилось в подлинную депрессию с примесью страха.
Джек Армстронг взглянул на миниатюрный циферблат часов, вспомнил все свои упорные попытки и снова обратился к нам:
— Леди и джентльмены, с каждой секундой ситуация становится все более безысходной. Я предлагаю сделать перерыв на пять минут, а потом собраться здесь с новыми идеями.
Последних два слова он просто прокричал, и это потрясло всех нас.
Я отправился в свой кабинет, крохотную комнатушку, обладавшую одним достоинством — дверями, которые можно было закрыть, Я сделал это с максимальной тщательностью, потом достал из кармана бумажку, которая лишила меня спокойствия. Там было все то же:
«Заработаешь большие деньги если сообщишь обо всем этом компетентным органам».
Я опять скомкал ее и дрожащей рукой бросил в утилизатор. Беззвучно вспыхнув, она разлетелась на атомы.
— Ты сделаешь это?
Я стремительно повернулся и увидел Мэри Ричардс, которая стояла прислонившись к двери. Она бесшумно вошла и закрыла ее, по крайней мере, поглощенный чтением записки, я не слышал ни звука.