Требуется дворник - страница 15

Шрифт
Интервал

стр.

— «Расплету косу на две!.. — пропела она. — Жемчуг раскачу по блюду!..»

На порог прачечной выскочила Тетеркина: она понимала, что что-то происходит, но что?

— Они куда? — спросила у Кости.

— «Лирика русской свадьбы». Читали? Сборник образцов.

— Нет. Не читала.

— Издательство «Наука». Рекомендую.

Старухи на скамейке, наблюдая за Аидой, шушукались, кривили губы. Одна сказала:

— Утушка подстреленная.

И старухи дружно и спешно засмеялись. Их счастье, что этого не видела и не слышала Аида.

…Костя подхватил лопатой снег и вдруг увидел, что подстраивается вторая лопата. Он оглянулся — Катя.

— Ты освободилась?

— Уже, — ответила Катя, и они вместе покатили перед собой снег.

Катя сильная, не отстает от Кости, хотя Костя пытается ставить свою лопату первой, но Катя замечает его уловку.

— Ты упряма, — говорит Костя.

— Да. Со мной бывает.

— На свадьбу к подруге ты поехала тоже из-за упрямства? — спросил Костя и тут же испугался вопроса.

— Расскажи что-нибудь еще о синем «Геликоне», — совершенно спокойно попросила Катя.

— Капитан Дик воевал с «Иваном — длинные руки», потому что «Иван» желтого цвета, — начинает радостно говорить Костя. — С почтовым ящиком воевал, потому что ящик синий, как и «Геликон».

Катя закрыла глаза.

— Ты что? — испугался Костя.

— Хочу представить себе синий «Геликон». — Потом глаза открыла: — Нет. Не могу. Не получается.


***

В воскресенье Катя, Глебка и Костя шли по улице Герцена.

— Пошатаемся по центру, может и набредем на что-нибудь интересное, — сказал Костя.

— Давайте набредем на пирожку, — предложил Глебка.

— Никаких пирожных до обеда, — сказала Катя.

— А на что брести?

— На морковь.

— Сама бреди.

— Что за тон, Глеб Корнеплодович, — покачал головой Костя. — Что за манеры?

— Сопротивление властям? — спросила Катя. — Директивам?

Глебка молчал. Он давно не верил в справедливость: стрелять прищепкой — запрещено, умываться без мыла — запрещено, ездить по льду на портфеле — запрещено, хотя ученики этим занимаются, еще начиная с ледникового периода. Глебка шел, перебирал в памяти запреты, варьировал. Расстегивать незаметно ранцы у девочек на спине и незаметно вкладывать в ранцы косы — запрещено, дразнить старух, которые сами первыми пристают, — запрещено, очень грустить — запрещено, очень веселиться — тоже. Невольник. Раб. Последнее открытие особенно поразило, и это сделалось заметным. Костя сказал:

— Пехота, не пыли.

— Что-то мне с вами скучно, мужички, — сказала Катя. — Ты мне что, Костя, обещал?

— Показать Москву.

— Хочу в Большой театр. Сегодня воскресенье, будет дневной спектакль.

— Если билеты с рук… — попробовал предложить Костя.

— На театр набрели, — недовольно сказал Глебка. — Лучше клоунов поглядеть в цирке.

— Клоунов нам достаточно с руками и ногами и почтовыми ящиками.

Глебка громко вздохнул и с надеждой спросил:

— А если меня не пустят?

— Сдадим на вешалку и в обмен получим бинокль.

— Вы билеты вначале получите.

Вышли к зданию Моссовета. Постояли в окружении озябших голубей, детских колясок, со спящими в них детьми, еще не ведающими, что такое А+В или К штук ульев. В одной из колясок рядом со спящим ребенком лежали свертки из магазина и были насыпаны лимоны.

— Что значит Москва? — спросила Катя.

— Место встречи, — не задумываясь, ответил Костя. — Меня с тобой. Только нас двоих.

— И со мной, — обиделся Глебка.

— И с чиновником Рожковым.

— А у вас есть родители? — спросил Глебка.

— У нас есть родители? — повторил Глебкин вопрос Костя.

— Есть — вдалеке.

— И у меня вдалеке, — сказал Глебка. — Маму зовут Макси.

— Странное имя, — сказала Катя.

— Это мое имя.

— Ты что-то запутался, Рожков.

— Это мое имя, — упрямо повторил Глебка.

Катя не стала больше ничего уточнять или доказывать, потому что почувствовала нарастающее сопротивление со стороны Глебки.

От Моссовета направились вниз к Столешникову переулку, самому бойкому переулку в Москве. Меха, вино, уральские самоцветы, табак, кондитерские изделия, кожгалантерея, сервизы, галстуки, книги, ювелирные изделия — чего здесь только не было. Поэтому кипел переулок, кипели страсти.

— Держитесь в моем фарватере, — сказал Костя.

Пробившись через Столешников, выбрались на широкую Петровку, свернули направо. Вышли к боковой стене Большого театра, миновали боковую стену и свернули к фронтону, к знаменитым колоннам. Глебка немедленно пересчитал колонны, из колонн вычел двери и прибавил окна. В глубине, около входа в театр, висела плоская рама с матовыми стеклами, на которых были написаны названия опер и балетов. Репертуар. Подсвечивался репертуар искусственным минеральным светом. Катя задержалась, прочитала названия опер и балетов. Глебка к окнам прибавил ступеньки, две скульптуры, которые стояли в углублениях в стене, и вычел репертуар. Подъехало сразу несколько иностранных автомобилей, из них вышли иностранцы и спокойно направились к входу в театр. Им не нужны билеты с рук, билеты всегда у них на руках. Глебка прибавил к окнам иностранные автомобили и вычел Костю, потому что Кости не было. Он ушел.


стр.

Похожие книги