— Осторожно, слева…
А слева с моста летела, сверкая галогенами, воинственная «мерседесина» и жутко сигналила Ильину фарами, потому что тормозить по такой мокроте было делом безнадежным, и тогда Ильин мощно, чуть не разрывая связки, в страхе скакнул вперед, чтобы смертельно несущаяся «мерседесина» просквозила мимо, не исключено — с гадкими матюгами внутри.
Ангел все молчал, он свое сказал.
Утишая разгулявшееся сердце, а в желудке — молоко с колбасой усмиряя, Ильин все же неуклонно спешил вперед, оставляя по левую руку Музей изящных искусств имени его величества императора Александра III, сворачивая в узкую Знаменку, на коей тяжелел под низким осенним небом новый многоэтажный доходный дом, рентхаус страхового общества «Россия», где опять-таки в полуподвале имела свое место котельная. Там-то через считанные минуты и начиналась смена Ильина, там-то ему, если Ангел не ошибался, а Ангел редко ошибался, и предстояло обвариться паром. Или еще где?..
Но все это следовало впереди, а пока Ильин опаздывал, чего Тит не терпел.
За последние лет, может быть, двадцать с гаком Москва стремительно выросла вверх; стеклянные, хрупкие на взгляд, о сорока и поболе этажах, здания нагло обступили Бульварное кольцо, зеркальными золотыми окнами засматривались за Чистопрудный, за Рождественский, за Покровский, Страстной, Тверской и иные бульвары, но внутрь кольца опасливо не вступали, не получилось пока вторжения, муниципалитет стойко берег архитектурную девственность древнего центра и землей там особо не торговал. А если и продавал на слом сильно обветшавшие домишки — под новые отели, например, туристы и деловые люди в Москву хорошо ехали, или под большие супермаркеты, или под сверхдорогие рентхаусы, — то продавал с умилительным условием: строить новые не выше колокольни Ивана Великого, как в старину. А немалую часть муниципальных денежек рачительно тратил на реставрацию древних стен, например, или на прочное асфальтовое покрытие столичных улиц, или вот на яркие электрические гирлянды, украсившие вечные московские тополя на тех же бульварах. Чтоб, значит, красиво было всем и удобно жить и радоваться…
Удачливый рыбачок, праздношатающийся отпускник, возвращаясь с неслабой рыбалки, наткнулся у кромки леса на самом краю большого, знаменитого окунями Черного озера на голого и бильярдно лысого мужика, мертво ткнувшегося синей от начавшегося удушья мордой в гнилую, дурно пахнущую болотом осоку. Если честно, то мужик был не вовсе гол, какие-то ошметочки на теле наличествовали, будто кто-то ливанул из жбана на одежду крепкой соляной кислотой и сжег что сожглось. А тело, вот странность, кислота не тронула совсем; значит, сообразил рыбачок, не кислота то была, а нечто другое, науке, может, пока неведомое. У самого мужика о том не спросить: он и не мычал даже, но сердце чуть-чуть билось, и рыбачок, обронив снасти и улов, взвалил полутруп на закорки и пер его, подыхая от натуги, четырнадцать ровно верст до деревни Боково Ряжского уезда Рязанской губернии, где в своем доме обитала старшая безмужняя сестра-рыбачка с двумя сынами, пятью справными коровенками, кое-какими свиньями, птицей тоже, еще огородом, с чего и сама с сынами харчилась, и брату-рыбачку в первопрестольную перепадало. И на указанного странного мужика поначалу хватило, пока его рыбачок с собой в Москву не увез, хотя и оклемавшегося на сестриных хлебах, но в свою память так и не возвратившегося. Имя сумел вернуть — Иван, отчество Петрович, фамилию русскую вспомнил — Ильин, а вот как на Черном диком озере очутился, какой лихой тать его там раздел и ограбил, чем и по чему оглушил — по-прежнему тьма. Во тьме той и в Москву подались, местное гебе с великой радостью отпустило чужака к столичным умным коллегам, да только и столичные спецы тьму не развеяли: память — субстанция сложная, непонятная, современной науке толком неведомая, одно слово — темная…
Страховое знаменитое общество «Россия», откупив у городской власти здоровый кусок Знаменки, в считанные месяцы выстроило финскими силами десятиэтажный, но не выше Ивана Великого, бастион для богатых клиентов, а богатые клиенты ждать себя не заставили, вмиг бастион заселили. Квартирки, говорят, в нем были — заторчишь; Ильин вон от одних ванных комнат торчал, где он, случалось, краны чинил, слесаря подменяя, а ведь дальше ванных комнат его и не пускали. В его полуподвале на Большой Полянке ванной комнаты вообще не было, а был душ стояком прямо в сортире, рядом с унитазом, но действовал душ исправно, горячая водичка не иссякала, а ренту за полуподвал Ильин платил невеликую, себе по силам. Силы имелись, спасибо Титу.
