пауза
Важный эпизод главной партии, в котором кое-что начинает проясняться
Сегодня вечером я дам лучший концерт в своей жизни. Я буду сдержан, последователен и почти незаметен. Важно звучать не самому, но дать зазвучать голосу композитора. Я дождусь, когда в зале повиснет тишина, и вступлю:
— Месяц назад мне позвонил Лев, мой старший брат. Я был немного удивлен, потому что мы никогда особенно не общались. Знаете, десять лет — плохая разница. Говорят, что между братьями должно быть гораздо меньше. Единственное, что у нас было общего, — голос.
В последние годы Лев жил отдельно. Раз в год приезжал на день рождения мамы, раз в месяц, пока в этом была необходимость, переводил нам деньги. Я часто бывал с концертами в Москве, но брат никогда не посещал их. Лишь однажды, как раз за неделю до этого звонка, он появился на моем выступлении, но и тогда ушел уже во время второй части. Если честно, я был уверен, что его звонок вызван именно этим. Вероятно, подумал я, брат решил извиниться, но нет, оказалось, что нет…
Брат позвонил в субботу. Я был уже здесь, в Лугано, готовился к воскресному концерту.
— Ты в Швейцарии? — спросил Лев.
— Да, — ответил я.
— В Лугано, да?
— Да. Ты чего звонишь? Что-то с мамой?
— Нет-нет! С мамой все хорошо! Не беспокойся! Но вот то, что ты в Лугано, — это очень хорошо! Не планируй ничего на завтра! Я тоже прилечу. Нам нужно поговорить.
— Может, перенесем все на послезавтра?
— Нет! Послезавтра меня уже не будет…
— Где тебя не будет, Лев?
— Нигде!
Я ничего не понял, но насторожился. Знаете, больше всего меня удивил не звонок даже, не это странное «послезавтра меня уже не будет», но интонация, звукоизвлечение, с которым говорил брат. Лев всегда был человеком шумным, веселым, в какой-то степени даже дерзким, он никогда бы не стал просить о встрече таким тихим, кротким, будто остинато пиано, тоном…
На следующий день он действительно прилетел. Лев выглядел растерянным. Ну, может и не растерянным, но, во всяком случае, чем-то озадаченным. Признаться, я смотрел на него как завороженный. Вся эта ситуация, безусловно, очень заинтриговала меня. Судите сами: мой брат не разговаривает со мной годами и вдруг прилетает в Швейцарию.
— Что стряслось-то, Лев?
Брат улыбнулся. Печально. Не мне, но будто самому себе. Пока разливали напитки, мы молчали. Затем я поднял бокал, но Лев отказался чокаться.
— Ладно, давай к делу, — спокойно начал он. — Завтра утром меня уже не будет. Сейчас я тебе все расскажу, и мы разойдемся по номерам, хорошо?
— Что значит «не будет», Лев?
— Не будет — значит, не будет. Пожалуйста, не ори!
— Лев, что ты несешь?!
— Прошу тебя, помолчи. Завтра, предупреждаю сразу, будет нелегко. Тебе в первую очередь. Ты у нас парень впечатлительный.
— Лев, ты можешь мне объяснить, что происходит?!
— Если не будешь перебивать — объясню! Давай лучше выпьем…
— Но за что, Лев?!
— За знакомство, брат, за знакомство!
Мы выпили. Лев взял в руки телефон, набрал чей-то номер и сказал, что освободится через несколько часов. Женский голос в трубке оказался весел. Хороший знак, подумал я, все еще обойдется…
— Знаешь, — продолжил Лев, — я все никак не мог решить, когда же начинается моя история? Рождение? Школа? Переезд в столицу? Как там это у вас называется в музыке? Увертюра? Вступление? Затакт?
— Лев, прошу тебя, не тяни!
— Хорошо, хорошо… В общем, теперь я, кажется, понимаю, что это год 1998-й… Да, именно 98-й…
И Лев начал свой рассказ.
— Год идет обычный, год идет рядовой: дипломаты подписывают бессмысленные соглашения, футболисты забивают судьбоносные голы. Мужья изменяют женам, дешевеет красная икра. Как и в любой другой год, падают самолеты «Эйрфранс» и в Мекке давятся паломники. Мне тринадцать, тебе три. Мы живем себе без бед, но в один прекрасный день на страну обрушивается ураган, а вслед за ним и дефолт.
Как сейчас помню: я спотыкаюсь на входе в кухню — бабушка и мама плачут. Что случилось, спрашиваю — ответа ноль. Бабушка маме вытирает слезы, та ей алаверды. Плачут, всхлипывают, сопят. В конце концов, мама берет себя в руки и говорит что-то вроде того, что теперь мы будем на всем экономить. Вот так.
