Мне строго-настрого запретили выходить в ходунках за ворота потому, что по дороге целый день туда-сюда сновали грузовые машины. Однако запрет перестал существовать, как только я научилась сама откидывать на воротах крючок.
Было пять часов вечера, дед вернулся с работы пораньше. Я увидела его, когда он подходил к воротам.
– Ой, дедка пришел! – радостно завопила я на весь двор.
Дед открыл ворота, зашел во двор и поймал меня вместе с ходунками, летящей прямо на него со всех ног.
– Эх, Томка… И когда только ты у нас без ходунков научишься бегать? – горько вздохнул он.
– Дедка, пойдем, погуляем по дороге, – запищала я просительно.
– Немного отдохну, и погуляем, – пообещал дед. Он ушел в дом, а я осталась возле ворот.
За оградой собралась компания подростков, пацаны натягивали вдоль дороги веревку, собираясь что-то соорудить. Я наблюдала за ними, пока они крутились возле наших ворот, но потом отошли подальше. Покрутила головой, глянула вверх и зацепилась взглядом за крючок. Раньше я не могла достать до крючка, хотя мне до ужаса этого хотелось, ведь я видела, что за воротами бегает малышня, даже младше меня. Оглянувшись, чтобы убедиться, что баба не видит меня в окно, я потянулась к крючку. И не поверила своим глазам – пальцы доставали до крючка! Ощутила радость и гордость. Во-первых, оказывается, я здорово подросла, а во-вторых, вспомнила… Однажды, когда я глазела на прохожих, мне почудилось, что если я в ходунках пробегусь по дороге, то обязательно начну бегать без них, исключительно на своих ногах.
Откинув крючок, я открыла ворота и выпорхнула (насколько этот глагол применим к моему передвижению в ходунках) на дорогу. Но у обочины дороги была колея, и я намертво застряла в ней. Меня окружили гулявшие дети. Они с интересом рассматривали меня, а я их. Наверное, я тогда впервые почувствовала себя жутко неуклюжей. Но дети смотрели доброжелательно, кое-кто даже подбадривал, потому что я им помогала дразнить нашего общего неприятеля – соседского рыжего мальчугана Валерку. Я громче всех орала этому бедняге вслед «Валера-холера!».
Хоть и интересно было очутиться за воротами, но я с опаской оглядывалась по сторонам, не едет ли машина. И намеревалась осуществить задуманное – пробежаться по дороге. Я дергала ходунки, но они намертво застряли в колее. А тут еще у подростков, мастеривших неподалеку, что-то хлопнуло, и над моей головой пролетела обгорелая веревка. Я не успела ничего сообразить, как дедка уже затаскивал мои ходунки за ограду.
– Томка, кто тебе помог ворота открыть? – строго спросил дед.
– Ой, дедка! Я теперь сама умею их открывать, – похвасталась я.
– А кто тебе разрешил их открыть? – еще строже спросил дед.
– Больше не буду, – заныла я.
– Так и быть, прощаю тебя, – сказал дед, прижав меня к себе.
– Дедка, давай расскажем всем, что я выросла, – предложила я.
– Обязательно расскажем, что моя внучка выросла, – согласился дед и понес меня в дом.
Уж не знаю, за что меня так любил дед. Однажды осенью родители собирали выкопанную картошку и, прежде чем ссыпать ее в подполье, решили просушить на чердаке. Когда разложили всю картошку, дед взял Серегу с собой на чердак, чтобы показать местность с высоты. Серега забирался по лестнице, а дед его только страховал, чтобы не упал. Когда они спустились, я завопила на весь двор:
– Папка, я тоже хочу на чердак!
– Никуда тебя не потащу! Ты что, не видишь, что я устал? – заругался отец.
– Нёмка! Как тебе не стыдно? У Сережи папы нет, вот деда и хочет научить его по лестнице ходить, – попыталась пристыдить меня мать.
Дед подошел к моей коляске, вынул меня, посадил на плечи и стал забираться по лестнице. Я чувствовала, как рука у него дрожит от напряжения. Все осуждающе смотрели на это чудачество. Мы с дедом уселись на чердаке, он закурил. А я, вытянув шею, старалась разглядеть город, строившийся по ту сторону речки Горбунихи, что текла мимо нашего огорода и уходила далеко-далеко за водонапорную башню.
