– Скоро, – пообещала она. – Очень скоро мы отправимся в путь.
Наконец полная луна третьего месяца стала убывать, и с юга подул теплый ветер. Каэдэ проснулась под звуки капели, вода струилась с карнизов, текла по саду, сбегала к водопадам. Через три дня снег сошел. Земля лежала голой и мокрой, ожидая, когда ее вновь наполнят звуки и запахи.
– Мне нужно уехать на некоторое время, – сказала она Фудзиваре во время последнего визита. – Меня вызвал в Инуяму господин Араи.
– Вы спросите позволения выйти замуж?
– Этот вопрос нужно обсудить с ним до того, как я буду принимать какие-либо решения, – пробормотала она.
– Тогда я вас отпускаю.
Уголки губ Фудзивары слегка дрогнули, но улыбка не тронула глаз.
Уже месяц она собиралась в дорогу на деньги Фудзивары, ждала оттепели. Холодным ясным утром она отправилась в путь. Солнце появлялось и скрывалось за несущимися по небу облаками. Хана умоляла взять ее с собой, и поначалу Каэдэ не возражала. Однако вдруг испугалась, что Араи может взять сестру заложницей, и ее придется оставить в Инуяме. Пока что сестре будет безопасней дома. Каэдэ даже себе боялась признаться, что если найдет Такео в Тераяме, то не поедет дальше в столицу. Аи сама не хотела ехать, а заложник Мицуру должен был оставаться с Шойи и гарантировать ее безопасность.
Каэдэ взяла с собой Кондо, Амано и еще шестерых мужчин. Она хотела передвигаться быстро, ни на секунду не забывая, как коротка может оказаться жизнь и насколько ценен каждый час. Она надела мужскую одежду и оседлала Раку. Конь хорошо перенес зиму, почти не потеряв в весе, и проявлял не меньше пыла, чем хозяйка. Он уже сменил зимнюю шерстку на грубый серый волос.
Шизука решила сопровождать Каэдэ, по крайней мере, до Тераямы, а потом, когда девушка отправится в столицу, Шизука поедет домой навестить сыновей, которые живут в горах за Ямагатой вместе с бабушкой с дедом. Служанка Майами, разумная и практичная женщина, взяла на себя обязательство следить за едой и жильем в гостиницах по дороге, требовала, чтобы блюда подавали горячими, оспаривала цену, усмиряла владельцев и добивалась своего.
– Мне не придется волноваться о том, кто о тебе позаботится, когда я уеду, – сказала Шизука на третью ночь, выслушав, как Майами отчитала хозяина гостиницы за постель из плохой ткани с блохами. – Подозреваю, язык Майами поднимет и мертвого из могилы.
– Я буду скучать по тебе. Ты – моя смелость. Не знаю, не оробею ли я без тебя. Кто же будет указывать мне на истину, скрываемую ложью и притворством?
– Думаю, ты сама во всем разберешься, – ответила Шизука. – К тому же рядом с тобой Кондо. Без меня будет больше шансов завоевать расположение Араи.
– Что мне от него ждать?
– Он всегда был на твоей стороне и продолжит защищать тебя. Он великодушный и преданный человек, за исключением тех случаев, когда решит, что им пренебрегли или его обманули.
– Мне показалось, что Араи вспыльчив, – отметила Каэдэ.
– Да, и это толкает его на необдуманные поступки. Он горяч во всех смыслах этого слова, страстен и упрям.
– Ты сильно его любила? – спросила Каэдэ.
– Я была еще ребенком. Он стал моим первым любовником. Я испытывала глубочайшее чувство, и он по-своему любил меня. Мы прожили вместе четырнадцать лет.
– Я уговорю Араи простить тебя, – пообещала Каэдэ.
– Не знаю, чего я боюсь больше: его прощения или гнева, – призналась Шизука, вспомнив доктора Ишиду и неспешный приятный роман, который завязался между ними зимой.
– Тогда мне, наверное, не стоит вообще упоминать твоего имени.
– Действительно лучше ничего не говорить, – согласилась Шизука. – В любом случае, его будет интересовать только твой брак во имя выгодного союза.
– Я не выйду замуж, пока не получу Маруяму, – заявила Каэдэ. – Пусть сначала поможет мне в этой борьбе.
Но прежде всего я должна увидеть Такео, подумала она. Если его нет в Тераяме, я забуду его навсегда. Это будет знаком, что мы не предназначены друг для друга. О, милосердные Небеса, путь он будет там!
Дорога углублялась в горную цепь, куда еще не дошла оттепель. Не растаявшие сугробы местами преграждали путь, часто под ногами хрустел лед. Копыта коней были обмотаны соломой, тем не менее путники двигались медленно, и нетерпение Каэдэ росло.
