– Нет, конечно – никакого препровождения. Она свободный человек и вправе быть там, где пожелает сама. Я хочу, чтобы ее, во-первых, нашли – а во-вторых, установили негласную опеку. Охрану. Возможно, ей понадобится помощь… вы меня понимаете?
– Помощь какого рода?
– Видите ли… Выяснилось, что моя жена и ее спутник разыскиваются полицией Эркейда – и, кажется, боевиками профсоюзов.
– Лихо!
– Так уж получилось.
– Я надеюсь, вы понимаете, милорд, что против полиции наши агенты ничего предпринять не сумеют. Дура лекс, сед лекс [Закон суров, но это закон (лат.)].
– Я не требую, чтобы вы входили в явные противоречия с законом, мистер Купер. Просто – постарайтесь подстраховать их от опасностей. Да, и еще: с ними, вероятно, путешествует леди Олив Нолан…
– Подан? Это не та, которая…
– Я не сомневался, что вы ее вспомните.
– Тогда извините за нескромный вопрос: кто с кем убежал?
– Не знаю, мистер Купер. Единственное, что могу сказать: это не похоже на банальный адюльтер.
– Так. А чем именно не похоже?
– Скажем, тем, что для этого не требовалось никуда убегать. Им было куда легче встречаться здесь… Да, у них был роман, у моей жены и этого юноши. Поверьте: я не имел ничего против. Так или иначе – через год, даже меньше, мне пришлось бы развестись с нею. Дура лекс, как вы заметили. Я подозреваю, что некая опасность начала угрожать кому-то из них уже здесь – и они попытались скрыться от нее… – Сайрус улыбнулся.
– Будем считать, что я понял все: найти, не мешать, охранять – и сверх того все, что понадобится. Известить, естественно, вас. Так?
– Исчерпывающе. Относительно гонораров и возмещения затрат у меня возражений нет. Аванс вы получили?
– Да. Разрешите откланяться?
– Удачи вам, Купер.
– Я подозреваю, что удача нам понадобится, – сказал детектив, вставая.
(С того дня, когда стало известно об убийстве Фостера, города «черного треугольника»: Меркьюри, Тристан, Пальм-Харбор – начали бурлить. Профсоюз транспортных рабочих начал бессрочную стачку. А через три дня волнения выплеснулись на улицу, подхлестнутые сообщением о смерти еще одного народного трибуна и реального кандидата в президенты сэра Карригана. Страсти стремительно накалялись. Но к тому времени, когда раздались первые выстрелы и пролилась первая кровь, гвардейский полк выгружался из эшелонов в предместьях Пальм-Харбора, в гавань Тристана вошли крейсера «Жасмин» и «Оркид», а с ними военный транспорт «Буффало». Наученное мятежом в Порт-Элизабете, где жертвы исчислялись многими сотнями, правительство намерено было лить воду ведрами на искры, но не допустить пожара…)
– Уйди отсюда! Уйди! Не хочу тебя видеть!..
– Глеб…
– Ты обещал ему, что оставишь его в живых! И убил – раненого! Как собаку, как клопа…
– Я не обещал ему ничего.
– Я слышал! Я сам все слышал! Ты теперь и мне врешь!
– Я лишь сказал ему, что он мне нужен. Он был мне нужен именно для этой цели. Чтобы так думали: это его работа.
– Это грязно, это мерзко, как… как…
– А то, что они тебя держали взаперти и накачивали наркотиками – это не мерзко? Что они готовы были твою женщину пытать на твоих глазах – это не мерзко? А взрывчатку они что – для салютов везли? Дорогой мой, когда имеешь дело с этой фирмой – о правилах боя лучше забыть.
– Все равно – я не желаю…
– Тогда они придут сюда и сделают все по-своему.
– Не сделают.
– Почему это?
– О них знают.
– И всего-то? Эх, Глеб, Глеб… Пойми: они орудуют здесь уже почти шестьдесят лет. У них десятки тысяч сторонников, партии, профсоюзы. Они ввозят деньги и оружие, ввозят технологии… Запрет на паровые машины и телеграф был снят их стараниями. Старые законы запрещали подобное – они сумели провести новые законы. Они купили Карригана – полностью, с потрохами. После выборов уже не останется никаких препятствий для легального проникновения… Я не вижу выхода, кроме как – убивать их всех одного за другим… Но и это поздно, наверное. Единственное, что обнадеживает – у них там такая Высочайшая степень секретности, что будет очень трудно восполнять потери. Меня проверяли четыре года…
Молчание. Темнота. Костер догорал.
И – сначала:
– Ну, оставь меня. Дай побыть одному…
