Сто два жителя Вомдейла дошли в ту ночь до палладийских позиций. Двести девяносто шесть бойцов не вернулись в окопы. Снова потянулись в тыл санитарные повозки…
Денисов сам вел своих бойцов в атаку, был тяжело ранен, вынесен ими из огня – и умер рано утром. Орали вороны, и он слышал только ворон.
Громов не поверил бы сам, если бы ему сказали, что в такой переделке можно не просто выжить, но и не получить ни царапины. Он лежал на чердаке окраинного дома. Труп чужака, заколотого им в ночной схватке, тихо остывал рядом. Громов неторопливо изучал трофейную винтовку. В общем-то, ничего такого сложного…
Не было видно, чтобы кого-то взяли в плен. Хорошо дрались казаки, ничего не скажешь… честно дрались.
Еще бы оружие иметь равное…
Винтовка была легкая, в магазин входило десять патронов. Только вот в прицел, в уродливую трубу, прилаженную поверх ствола, видно было непонятно что. Но, в случае чего, можно наводить и по мушке…
Он взялся за ухо, за серьгу – и вдруг зло и беззвучно заплакал.
– Я не принадлежу ни к одной из воюющих сторон. Я существую сам по себе. Мое имя – Глеб Марин, и возможно, что вы его слышали. Так вот: положение, в котором вы оказались, сложилось отчасти по моей вине… и я хочу исправить те свои ошибки.
– Да? – Адлерберг посмотрел на него презрительно, и Глеб понял, что он не верит ни единому его слову. – И что же это за ошибки?
– Нерешительность. Тупость. Нежелание брать на себя ответственность и заниматься грязной работой. Достаточно?
– Да, с такими качествами…
– Так вот: без меня вы застрянете здесь навсегда. Я же – могу вас вернуть обратно. Понимаете?
– Как так? – с Адлерберга вдруг слетела спесь. – Обратно?
– Да. Я знаю дорогу. И могу провести по ней вас. Согласны?
– И что за это?..
– Ничего.
Торренс – огромный, наголо бритый, без шеи и с мешками под глазами – смотрел на него мрачно и угрожающе, но Сайрус понял, что он уже сломался.
– Ваши действия останутся без последствий, генерал, если в дальнейшем вы будете исполнять решения верховного командования. Парламент утвердил нового президента, следовательно…
Разговор длился уже часа два. Началось с угроз, но вот – кончается миром. Похоже, генерал был способен на одну только вспышку неповиновения – а дальше уже пер просто по инерции. Взбунтовавшемуся на час приходится порой бунтовать месяцами – и, как ни странно, приговор тогда бывает менее суров…
– Мне нет дела до этих крысиных боев, – сказал генерал. – Просто нам выпал шанс выкинуть, наконец, курносых с нашей земли…
– Моя жена – палладийка, – сказал Сайрус. – И нос ее вполне нормальной формы.
– Я не имел в виду ничего дурного… – смешался генерал.
Парвис вошел стремительно, порывисто, и Виггелан едва поспевал за ним. Воздух в комнате был спертый. Пахло холодным табачным дымом и сапогами. Тот, кто встретил их, был подстать комнате: долговязый, немного скособоченный, неопрятный. Короткая седоватая стрижка, разные уши…
– Исполняющий обязанности командира спецгруппы «Буря», – представился он. – Майор Адлерберг. Вас я знаю, – сказал он адмиралу, – а вы?..
– Президент Парвис, к вашим услугам.
Парвис сказал это по-русски, но с акцентом, и адмирал усмехнулся про себя.
– Итак, первое требование мы выполнили: вы имеете возможность говорить с первым лицом государства. Просим и вас выполнить наше ответное требование: выпустить из города всех насильственно удерживаемых жителей.
– Я не могу быть уверен, что именно вы и есть президент, – сказал Адлерберг. – Мне нужны доказательства.
– Это интересное требование, – сказал Парвис. – Портрет в газете вас устроит?
– Газеты вы, конечно, привезли с собой?
– Попытайтесь поискать на здешней почте. Газеты с моим портретом могли успеть доставить.
Столичные газеты выходили в Порт-Элизабете и Свитуотере с опозданием на сутки. Шесть-семь часов занимала телеграфная передача текста и растрированных дагерротипов и рисунков.
Несколько секунд Адлерберг молчал, о чем-то напряженно думая.
– Хорошо, – сказал он. – Я вам верю. Мы начнем отпускать население, если вы согласитесь сами стать заложником.
– Разумеется, – сказал Парвис. – Поэтому я здесь.