Всему виной была генетика – продажная девка империализма. С ними, с генами этими самыми, передалось киришской Аньке безграничное доверие ко всякого рода "бабкам", которое сочеталось со столь же безграничным скептицизмом к науке, прежде всего к медицине. Да и колдунья-гадалка вела себя с ней, как со старой знакомой. Брала за руки, ворковала что-то певуче, говор не питерский, а Анька, как многие приезжие, чувствовала эту нездешность лучше коренных горожан.
Адель Викторовна умудрялась одновременно смотреть в глаза посетительнице и заглядывать в свою книгу – потрепанный гроссбух, вроде бухгалтерского. "Конспект там у нее, что ли?" – подумала Анька.
– Беда у тебя, – сказала гадалка. – Большая беда!
Анька закивала согласно и тут же замотала головой, словно не веря в такую проницательность.
– Сын у нас болеет! – заговорила она торопливо. – Лейкемия. Вот я и подумала…
Анька осеклась. Ворожея кивнула, давая понять, что все знает и так, потом сдвинула брови и взяла в руки потрепанную колоду карт. Карты были старинные или, по крайней мере, похожи на старинные. Анька вся подобралась. Адель перетасовала их, шепча что-то, перекрестилась. Анька машинально сделала то же самое.
Карты все с интересными картинками. Вот дурак в шутовском колпаке, смерть с косой. Аня отодвинулась от карт – она такие в кино видела, и ничего хорошего потом в этом кино не случилось.
Да и тайный язык карт – даже простых, тех, в которые резались в Киришах в дурака или пьяницу в босоногом детстве – на щелбаны, а став постарше – на интерес с раздеванием, был ей неведом. Что уж говорить об этих! Она сжалась в комочек на табуретке, подумав не в первый раз, стоило ли вообще сюда приходить.
Гадалка нахмурилась, пробормотала что-то себе под нос и, сложив карты, вздохнула.
– Что? – испуганно спросила Анька.
Взгляд женщины блуждал где-то над ее головой, словно считывая одной только ворожее ведомые знаки.
– Сглаз на тебе, милая! Сильный сглаз! Тут даже я, может, не сумею пособить, но постараюсь. Ты не сомневайся, я денег зря-то не беру! Ты давай сначала сходи-ка на Смоленское к Ксении Блаженной, потом возьми свечей…
Она вытащила из ящика стола лист бумаги и по пунктам расписала все, что нужно было сделать. В конце всенепременно следовало вернуться к ней за новой порцией указаний.
– А кто сглазил-то?! – спросила Анька.
– Этого тебе никто не скажет – трудно выяснить. Может, прохожий, может, сосед позавидовал!
"Было бы чему завидовать-то!" – подумала про себя Анька.
– А бывает, и сам человек себя сглазит или проклянет даже! Целит-то в иного, а ему – как пуля рикошетом! Назад! Потому и говорят, не рой другому яму!
– Я ничего не рыла… – сказала Анька искренне. – То есть не проклинала.
– Вот и умница! – согласилась мгновенно Адель. – Вот что, приведи-ка своего благоверного ко мне, да и ребеночка. Проверим, на всякий случай!
Проверка само собой означала дополнительные сотенные купюры, которые перекочуют в ухоженные пальцы Адели. На лице Аньки отразилось сомнение.
– Ну что же ты, милочка, думаешь – это тебе не зуб вырвать – раз и готово!
Процесс долгий! – потрясла пальцем гадалка перед ее лицом, пристально глядя в глаза.
Гипнотизировала, наверное!
Анька выбралась из парадной, посмотрела на часы. Визит продолжался удивительно мало. А может, не хотела Адель чего говорить?! Люби Адель мою свирель…
Псевдоним наверняка, решила Анька. Кличка, как у блатной – не могла она поверить, что сейчас кому-то придет в голову называть так дочку.
Дул ветер, гнал пыль. Пыль хрустела на зубах. "Прямо как в Средней Азии", – подумала Анька, доставая платок. В Средней Азии она никогда не была, но считала, что достаточно хорошо все там себе представляет по телепередачам.
Сплюнула и вытерла рот. Подняла голову, выискивая среди окон то самое. Почему-то ей казалось, что гадалка должна высматривать ее сверху.
Сейчас, задним числом, ее обуяло раскаяние – напрасно она отдала денежки! Толку-то, толку никакого! Знала, что не пойдет обходить церкви – все это лажа голимая!
Если бы так все было просто! И иконы эти целовать! После всяких вонючих старушенций! Свечку поставить можно, почему бы и не поставить.
