Оба фараона разрастались не по дням, а по часам. Мы едва успевали готовить новые растворы и анализировать старые. По мере того как росли наши подопечные, рецептура питательных растворов становилась все менее и менее точной. Дешлен уже не называл количества веществ с точностью до сотых долей миллиграмма, а говорил: «Возьмите примерно столько-то…»
– Каждый живой организм, – сказал он, – из массы питательных веществ усваивает то и ровно столько, сколько ему необходимо.
Примерно через месяц оба египетских царя стали принимать отчетливое очертание человека. Дешлен часами просиживал возле обоих фараонов, делая зарисовки и записи в свой научный журнал.
– Никто и никогда не имел такой возможности наблюдать за развитием человеческих тканей. Впоследствии мне позавидуют многие анатомы и физиологи, говорил он.
Именно в это время меня начала мучить, вначале очень смутная, а после все более и более оформленная мысль. Этой мыслью я вначале поделился с Ирэн.
– Ты ведь помнишь, фараон, по преданию, умер от рака. Меня волнует вопрос, какими мы изготовим этих двух, здоровыми или больными?
Ирэн ничего не могла мне ответить, и поэтому я обратился к Дешлену. Он сказал так:
– Все болезни человека приобретенные. Они не наследуются. Они не входят в программу построения организма.
– Что касается рака, говорят, что он может передаваться по наследству, – возразил я.
Дешлен подумал и затем сказал:
– Вообще говоря, предрасположенность к тем или иным заболеваниям как-то передается. Но нас сейчас не интересует, от чего в конце концов умрут наши фараоны. Для нас самое главное – узнать от них, где спрятаны сокровища, оставленные богу Ра.
– В таком случае, какого возраста мы получим царей, молодыми или старыми?
– За всю жизнь человек вырастет во взрослую особь в результате примерно 50 делений клеток, начиная с зародышей. Мы остановим процесс развития фараонов после сорока делений. Это будет, по моим расчетам, соответствовать как раз тому времени, когда Сахура составлял свое завещание. Если мы прекратим рост раньше, то цари сами не будут знать, где спрятано жертвоприношение.
Разъяснение Дешлена показалось мне убедительным, хотя в глубине сознания я продолжал чувствовать неудовлетворенность.
В один прекрасный день он позвал к себе Жокля и меня и усталым голосом сказал:
– Поделите дежурство между собой, а я должен отдохнуть.
Не говоря больше ни слова, он ушел в свой кабинет и там заперся. К тому времени фараоны подросли уже изрядно. Оба были большого роста, с бородатыми физиономиями, оба с огромными черными глазами (а глаза теперь они открывали довольно часто и таращили их на нас с каким-то жутким любопытством).
– Я вас не утомил? – спросил меня незнакомец, внезапно прервав свой рассказ.
– Нет, – ответил я, – все очень интересно. Он достал сигарету и чиркнул зажигалкой. Затянувшись, он продолжал:
– Помню, это произошло поздно ночью. Я и Ирэн после дежурства не спустились, как обычно, в свою квартиру, а ушли в препараторскую и дремали, сидя в креслах. Профессор Дешлен заперся у себя в кабинете. У аквариума оставался Жокль.
Среди ночи мы проснулись от страшного грохота и звона разбитого стекла. Затем послышались странные, неестественные крики.
Мы вскочили на ноги и помчались в лабораторный зал. Перед нами предстала дикая картина: при свете яркой электрической лампы мы увидели, что одна из ванн была разбита, жидкость залила весь пол и в ней на осколках стекла валялся наш Жокль, а в него, обвив руками и ногами, вцепился Сахура Первый. В это время Сахура Второй, ухватившись за край аквариума, делал отчаянные попытки из него выбраться.
Увидев все это, Ирэн бросилась обратно в препараторскую, а я – на выручку Жоклю. Я ухватился обеими руками за фараона и пытался его оттащить от Жокля. В этот момент на пол, почти мне на спину, грохнулся успевший вылезти из ванны Сахура Второй. Он схватил меня за ногу, я поскользнулся и упал навзничь. Вся эта свалка сопровождалась криками и воплями, которые, по-видимому, были слышны даже на улице.
