— Я несколько не понимаю японцев, — говорил он, — но нахожу им оправдание в соображениях чисто географических, а главным образом в том, что их походы в Корею — это нечто вроде ваших походов на Константинополь, нечто, уходящее в глубь веков, вполне понятное их поголовно грамотному народу. Струна, играя на которой они могли вызвать взрыв народного одушевления, как у вас при войнах с Турцией. У вас — Олег, прибивший свой щит к воротам Константинополя, у них — Хидейоси… С чисто военной точки зрения им правильнее было бы действовать по линии наименьшего сопротивления, а ведь мы здесь, на Востоке, неизмеримо слабее вас! Под боком — Сиам, где наследный принц женат на японской принцессе, где из числа министров двое (из них один — военный) японцы, где армия вооружена японским ружьем, обучена японскими инструкторами, по японскому уставу, где склады боевых припасов одинаково могут служить и туземным войскам, и войскам радостно приветствуемого десанта… Чем располагаем мы здесь для защиты колонии? — смешно сказать… Я искренне верил, что первый удар будет направлен против нас! Впрочем, может быть, японцы, держащиеся мудрого правила считаться с психологией возможных противников, хорошо зная вас — неисправимых идеалистов, — не без основания думали, что вы не поступите подобно нашему правительству, а видя доброго союзника в опасности, навалитесь на них всей силой с севера?.. Возможно! И тогда я их понимаю. Чего я никак понять не могу — это уклончивых и нерешительных действий нашего правительства! Неужели они не в силах уяснить себе такой очевидности, что ведь после вас — наша очередь? — Что отказываясь, в угоду Англии, от нашей первоначальной декларации о нейтралитете, полу соглашаясь со вновь объявленными дополнительными правилами, они себе же роют яму в будущем! В случае войны мы окажемся, если эти принципы утвердятся, почти такими же бесприютными, как вы!.. Во всяком случае, верьте, что мы, работающие здесь, на месте, понимающие положение вещей, мы, сколько в наших силах, мы — верные ваши союзники, не только по дружбе, о которой так много говорили перед заключением договора (помните: сначала entente cordiale, потом nati on amie и лишь наконец — nation alliee), но самые верные союзники — по расчету!
3 апреля пришел «Eridan», первый пароход из Сайгона, доставивший нам свежую провизию и зелень. Зеленые щи! Оцените-ка это после целого месяца всякой «консервятины», как выражались в кают-компании!.. На том же пароходе прибыли лейтенанты К. и М. и машинист-воздухоплаватель.
Последние двое сидели в Порт-Артуре до самого конца. В качестве больных не были забраны в плен, но эвакуированы в Шанхай на попечение русского правительства. Оправившись от болезней, устремились на вторую эскадру. Рассказывали нехорошие вещи, так что их «просили» (запрещение — было бы в наших обстоятельствах пустым звуком) не особенно распространяться, чтобы не подрывать и без того некрепкого духа.
По их словам, поведение Стесселя было весьма далеко от геройства. Единства, сплоченности не было. Настроение масс, подмеченное мною еще в июле, — недоверие к словам и заверениям «начальства» — только прогрессировало. Со смертью Кондратенко пал последний авторитет. Убеждение, что «начальство» только «отыгрывается» за счет пушечного мяса, что «все равно, не стоит», — росло и ширилось… В последние дни дралось не более 5000 человек, а сдаваться пришло совсем здоровых 23 000… Происходили ужасные сцены — драки, даже убийства, — мотивом которых было: «где ты, подлец, прятался?..»
Действительные защитники фортов, изнуренные голодом, одетые в лохмотья, не могли, придя в город, равнодушно видеть складов обмундирования и продовольствия, приготовленных к сдаче японцам «под оправдательные документы»… Многое было разбито, разграблено… Мимо! Мимо!..
Того же числа Жонкьер на «Descartes» ходил в бухту Натранх (около 20 миль к северу от Камранха) и на следующий день вернулся.
День 5 апреля прошел тихо и спокойно. Погода ровная: днем — свежий бриз, ночью — штиль. Ездил по поручению адмирала к Жонкьеру предупредить его, что завтра собираемся выйти в море для испытания кое-каких, частью исправленных, частью перебранных после долгого похода механизмов.
