Трагедия Цусимы - страница 156

С течением времени дело понемножку налаживалось; подбираться к эскадре незамеченными, отвлекать ее внимание фальшивыми атаками становилось все труднее.

5 февраля было для меня днем большого огорчения. Несмотря на уверения минеров, что их часть в полной исправности, я настоял, чтобы с минных катеров произвели учебную стрельбу минами. Стрельба была произведена, конечно, днем, при штиле, с расстояния 5 кабельтовых. Не говорю про второй отряд (там все устройство было старого образца — им и Бог простит), но при стрельбе с 6 новых, по последней (одобренной техническим комитетом) модели построенных и вооруженных катеров, — результаты оказались нижеследующие:

Выпущено 7 мин. Одна — не пошла вовсе. Одна — начала кружиться, временами выскакивая на поверхность и серьезно угрожая катерам, которые спасались от нее бегством. Две — махнули куда-то далеко вправо, а одна — влево. Наконец, две пошли удовлетворительно. Это среди бела дня, при полном спокойствии и души, и моря!.. Хороши мы были бы, выступив с таким оружием против неприятеля в условиях настоящей ночной атаки!

— Непонятный случай… Может быть, оттого, что немного покачивает?.. Приемные испытания в Ревельской гавани прошли отлично… — недоумевал флагманский минер.

— То-то и есть, что тут не гавань! Покачивает!.. Да можетбыть, когда атаку придется вести, так «валять» будет! Уж лучше старая шестовая мина, чем этакий самообман! Уж там, коли Бог пронес, коли дорвался и ткнул — дело сделано! А здесь… — таранить, что ли? Или из пистолета стрелять в броненосец?.. Маги и волшебники… Транзунд заел!

Он, кажется, обиделся.

Впрочем, это изречение — «Транзунд заел!» — было не мое. Им не так давно, в присутствии многих свидетелей, разразился адмирал в ответ на доклад, что все «обстоит благополучно» и хотя ничего не выходит, но правила, «предписанные инструкцией», в точности соблюдены.

Пять дней, вернее — пять суток, вместо обучения маневрированию занимались делом совсем необычным. Пренебрегая перунами технического комитета, без разрешения которого ни йоты не могло быть изменено в принятых образцах, — судовые механики и минеры при ближайшем участии офицеров, командовавших катерами (еще бы — ведь им-то и придется идти в атаку!), изобретали, спорили, даже ссорились, подпиливали, наращивали, отгибали, пригибали… — но в результате — мины начали ходить исправно, а это было все, что требовалось.

8 февраля всей эскадрой, со вновь присоединившимися, вышли в море для двухстороннего маневрирования («Иртыша» все еще не было, и стрелять было нечем). Начали по плану, как прошлый раз, но когда затем адмирал решил попытаться в дальнейшем развитии боя предоставить своим противникам — адмиралу Фелькерзаму и адмиралу Энквисту — полную свободу действий, руководствуясь лишь общим заданием, то… вскоре же ему пришлось собрать (не без труда) рассеявшиеся отряды эскадры и остаток дня посвятить выполнению простейших эволюции, из которых строй фронта и пеленга, повороты «все вдруг» — по-прежнему оставались нашим камнем преткновения.

Почти накануне боя… Как все это было горько и обидно…

— Ну, оптимист, — подошел ко мне лейтенант С. — Всегда, для всех находите слово ободрения… — Что скажете?

Я только пожал плечами…

Давая этот краткий очерк общего хода учений и занятий, которыми эскадра пыталась за время стоянки в Носи-бэ пополнить, исправить свои недочеты, но которые, увы, только обнаружили во всей наготе полную ее неподготовленность к боевой службе, лишний раз подтвердили всю безнадежность обычая — «на охоту ехать — собак кормить» — я умышленно ничего не говорил о внутренней ее жизни, о настроениях, владевших личным составом, хотя записи моего дневника дают к этому богатый материал. Мне кажется, что, придерживаясь строго хронологического порядка в передаче моих заметок, я не мог бы дать моим читателям полной картины ни внешней, ни внутренней жизни эскадры, хотя для нас, участников ее плавания, оба понятия так тесно сплелись между собою, что я, например, без всякого недоумения читаю такую страничку: «Вчера с утра и весь день стрельба минами с моих катеров. Плохое оружие и т. д. (подробн. запись результатов стрельбы). С 3 ч. ночи до 9 ч. утра дождь как из ведра. Слава Богу, адмирал, кажется, только прихворнул: сегодня ему много лучше. За обедней, когда священник провозглашал: «Христианские кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны…» — мне так хотелось его перебить и сказать: «Не о том молитесь, о слишком многом, надо просить кончины только «не постыдной», и того довольно. Сердечно радовался, когда узнал, что на эскадре фельетон Меньшикова «Напутствие России преобразовательному совету» называли неуместным акафистом, набором жалких слов и т. п. Если «Россия протягивает израненные руки», то надо думать не о пластырях и мазях для этих царапин, а заботиться о том, чтобы ей не нанесли смертельной раны в самое сердце».