Трагедия Цусимы - страница 125
Неожиданно с левой стороны, куда не стреляли, где царила глубокая тьма, вспыхнули несколько прожекторов, которые уперлись в нас своими лучами.
В такой момент первое движение — прикрыть глаза рукою, так как все равно ничего не увидишь… Без всякой команды, без всякого приказания — левый борт опоясался огненной лентой… Броненосцы открыли беглый огонь по прожекторам… Огонь — наудачу, так как определить расстояние не было возможности…
— Вот оно — откуда настоящая атака! — расслышал я чей-то возглас…
Отвечали «оттуда» или нет? — не решусь сказать с уверенностью, хотя среди гула собственных выстрелов, казалось, привычное ухо различало свист приближающихся снарядов (этот звук резко разнится от того, который производит снаряд удаляющийся)…
Почти одновременно над прожекторами, нас освещавшими, замелькали трепещущие огни сигнальных фонарей Табулевича, фонарей, как было достоверно известно, имевшихся только в русском флоте…
— Да это наши! — «Донской» и «Аврора»! — Показывают позывные!..(Действительно, это был эшелон контр-адмирала Энквиста, которому надлежало находиться на 6 ч. пути впереди нас и который оказался чуть ли не рядом с нами, идя к тому же без огней.) — крикнул я.
— Перестать стрелять! Закрыть боевое освещение! Луч — кверху! — скомандовал адмирал голосом, покрывшим собою все остальные звуки.
Запели горны; погасли прожекторы… Только один, носовой, высоко к небу поднял свой молочно-белый луч — это был условный для всей эскадры сигнал — «Перестать стрелять!»
Конечно, не сразу удалось восстановить спокойствие. И после сигнала то тут, то там еще раздавались одиночные выстрелы…
Вероятно, пальба продолжалась не более 10–12 минут, так как, спустившись вниз (выбегая наверх, забыл захватить часы), я отметил — «1 ч. 10 мин. ночи, 9 октября».
Вот все, что я могу сказать в качестве беспристрастного очевидца о нашумевшем на весь свет «гулльском инциденте».
Среди офицеров, собравшихся в кают-компании и горячо обсуждавших происшествие, господствовало три разноречивых мнения. Одни утверждали, что своими глазами видели миноносцы, прикрывавшиеся рыбачьими пароходами и атаковавшие эскадру, что один из них был сильно подбит, а другому — попало. Среди этих был и лейтенант В., человек достоверный, изрядно понюхавший пороху в прошлую, китайскую кампанию, но особенно горячился старший доктор Н., главным образом напиравший на то, что он был зрителем, не командовал, не распоряжался, а только смотрел в бинокль; он утверждал, что нельзя же допустить, чтобы он, много плававший, хорошо знающий флот, не мог отличить рыбачий пароход от такого характерного типа, как миноносец!..(Его рапорт, вероятно, находится при делах международной комиссии.) Вторые высказывали мнение, что миноносцы, может быть, и были, но, будучи своевременно открыты, удрали, и вместо них, в горячке, попало рыбачьим судам. Наконец, третьи опасались, как-бы вся история не оказалась прискорбным недоразумением…
Строго придерживаясь записей моего дневника, должен сознаться, что в то время я склонялся на сторону последних. Сам я миноносцев не видел, а из практики Порт-Артура хорошо помнил фантастические донесения о ночных боях, публиковавшиеся и с нашей стороны, и со стороны японцев. Впоследствии на основании вновь обнаружившихся фактов взгляды мои резко изменились, но об этом — речь впереди; тогда же я весьма определенно полагал, что мы просто «втяпались в грязную историю…» — одному померещилось, остальные подхватили…
Около 2 ч. ночи «Аврора» донесла по телеграфу, что у нее четыре надводные пробоины от 47- и 75-миллиметровых снарядов; ранены: священник — тяжело (оторвало руку) и один комендор — легко…
— Это недурно для начала!.. — говорил старший артиллерист «Суворова», нервно поправляя свое pince-nez…
