Трагедия адмирала Колчака. Книга 2 - страница 99

^>13  Приходилось отмечать взаимоотношения Семенова с «Временным правительством автономной Сибири». Мин. ин. дел этого «левого» Правительства, Арк. Петров, в своем отчете о поездке в Японию 15 сентября, между прочим, отмечает «полный контакт храброго и честного демократа ат. Семенова с Сибирским правительством», чем окончательно бита «карта агентов бюрократии» [«Кр. Арх.». XXXV, с. 69 — в этой книге помещены и другие материалы о Правительстве Дербера, которыми я в свое время воспользоваться не мог].

^>14 Телеграмма 30 декабря 1918 г. (вызвавшая потом осуждение) по поводу вооруженного выступления Калмыкова против китайских захватнических тенденций. Телеграмма подписана была Вологодским. Колчак, как известно, в эти дни был тяжко болен.

^>15  Одновременно на фронте семеновские агенты пытаются организовать антиколчаковскую акцию [Будберг. ХГѴ, с. 280].

^>16  Среди атаманов я не упоминал Гамова в Амурской обл. — явления меньшего калибра, чем Семенов и Калмыков, и ген.-лейт. бар. Унгерна — фигуры совершенно своеобразной. «Застенки» в Даурии стали действительно легендарны, как и сам образ мрачного даурского «анахорета», человека бескорыстного, ненормального в своей жестокости. Он является в тоге какого-то священнодействующего мстителя. Вот выдержка из одного более позднего приказа Унгерна — начальника азиатской конной дивизии 21 мая 1921 г. Он объявлял, что единственным хозяином земли русской является Император Михаил Александрович, что Монголия должна быть исходным пунктом для выступления против советской Сибири и что он будет уничтожать вместе с семьями комиссаров, коммунистов и евреев. В борьбе с разрушителями и осквернителями России мера наказания может быть лишь одна: «смертная казнь разных степеней». Старая основа правосудия — «правда и милость» — изменилась. Теперь должны царствовать «правда и безжалостная суровость. Зло, пришедшее на землю, чтобы уничтожить божественное начало в душе человеческой, должно быть вырвано с корнем... Суровость суда ведет к миру, к которому мы все стремимся, как к высшему дару неба» [«Рев. на Д. Востоке». С. 431].

В исключительно трудных условиях протекала деятельность центрального Правительства. Для «левой» общественности — даже в части ее «правого» сектора — у власти были «фашисты» с чисто кастовыми тенденциями (Колосов). «Они вели классовую, антидемократическую политику», — утверждал бывший член Директории [Зензинов. С. 167]. Факты, однако, не соответствуют такой характеристике^>1. Это так ясно из сопоставления, которое делает более примитивный Раков — для него «разбойнический колчаковский режим» является воплощением «пресловутой кадетской государственности» [с. 42].

Во всяком случае, во внешних лозунгах «диктатуры» не было признаков какой-либо классовой исключительности. Управляющий делами Совета министров Тельберг в интервью 12 января так определил эти лозунги: «Мы сторонники демократии, но наша задача только восстановление государства» [«Сиб. Ж.»].

Вопрос иной, как эти лозунги претворялись в сибирской жизни с ее анархическими устремлениями. Но власть на верхах была, по выражению Н. К. Волкова (член группы Милюкова), проникнута стремлением к «свободе и демократизму» [«Общ. Д.», № 97]. Чрезвычайно показательно, что в обзорах печати, составляемых начальником ценз-контр, бюро Павловским, для внутреннего употребления, т. е. не на показ^>2, красной нитью проходит мотив: большевики справа — такая же язва государства, как и большевики слева [напр., обзор за июль. — Пражск. Арх.]. Если диктатура, «очень снисходительная направо, выказывала крайнее недоверие и раздражение ко всему левому» — таково утверждение «Чехосл. Дн.» [№ 269], то виноваты были в этой однобокости только «левые», поскольку под ними подразумевались социалисты двух главенствующих партий. В Сибири они все время ходили по скользкой тропе между практическим признанием и отрицанием большевизма. Легальная оппозиция Правительству одновременно была и нелегальной революционной борьбой с Правительством, вплоть до устройства террористических покушений. На такой почве доверие у власти вырасти не могло. Между тем у Колчака, мне кажется, было искреннее стремление не только считаться, но и действовать в согласии с общественным мнением. Вся его февральская поездка в прифронтовую полосу проходила под флагом: «Новая свободная Россия строится на фундаменте объединения власти и общественности» [«Пр. Вест.», № 82].