В Тюмени во главе газеты «Наш Путь» мог стоять с.-д. Гистер (фактически большевик), Авдеев и др.>28
Если власть запрещала всесибирский учительский съезд, если изымала из земских рук руководство учебными заведениями, то делала она это по необходимости — революционное земство к культурно-просветительной работе было мало способно. Несмотря, однако, на репрессии, земство оказывалось, по признанию самого Колосова, «удобной почвой для полуоткрытой организации общественных сил на антиколчаковской платформе» [XX, с. 240]. Очевидно, режим не был так жесток, как его изображают на словах.
«Милитаризация» режима происходила не в силу стремления Правительства подавить всякую гражданственность, а в силу самой жизни, в силу того, что в Сибири, может быть, было еще труднее разрешить проблему двоевластия в период гражданской войны>29. Быт подавлял право. Между тем мы имеем основание думать, что правительственная власть при известных условиях, от нее уже не зависящих, могла бы упорядочить этот быт. Порядок в Сибири налаживался. Об этом свидетельствовал тот самый управляющий Уральской областью Посников, записки которого о невозможности бороться с эксцессами военщины получили популярность в литературе: «диктатура смягчалась и цивилизовалась» [Гинс. II, с. 191]. Комитет защиты законности и порядка — комитет «трех», созданный при Верховном правителе, — пытался вносить в жизнь элементы здорового правопорядка. Не всегда это удавалось. Но «директивы» из Омска никогда не поощряли расправы и беззакония на местах>30.
Виновников отыскивать легко, и они всегда находятся — особенно в периоды тех или иных неудач. Гинс, склонный в мемуарах отгородиться от той группы, к которой он примыкал, входя в состав членов Совета министров, и подчеркивающий свою демократическую позицию, готов видеть причину неудач Правительства в фактической отмене «конституции» 18 ноября. Совет министров, поскольку речь шла не о законодательных распоряжениях, а о политике текущего дня, стал отходить на задний план. Политика стала сосредоточиваться в руках как бы уменьшенного Совета министров — в «Совете» Верховного правителя, в который входили главнейшие министры>31. Этот Совет собирался три раза в неделю и должен был служить связью между Верховным правителем и Советом министров. Он стал, говорят, своего рода «звездной палатой». У Гинса, не попавшего, в силу положения, им занимаемого, в узкий круг ближайших сотрудников Верховного правителя, замечается несколько сгущенно-отрицательное отношение: Совет Верховного правителя, узурпировав власть, сам был бессилен что-либо сделать. Концепция Гинса породила уже легенды, попавшие на страницы истории гражданской войны Милюкова. Он пишет: «Верховный правитель был обставлен подобающим его званию этикетом и непроницаемо окружен группой приближенных людей, составлявших особый Совет Верховного правителя» [с. 124]. Для Милюкова здесь сказалось желание Колчака «решать все самому». Все это мало соответствует действительности.
Совет Верховного правителя не был нарушением «конституции» 18 ноября — тогда уже, по словам Колчака, был намечен и малый Совет. Произошло в действительности то, что происходит неизбежно в кипучей работе: в военное время из больших коллегиальных учреждений выделяются малые для скорых решений (Болдырев жаловался даже на медленность работы такой малочисленной коллегии, как Директория). Естественно, что верховодят всегда наиболее энергичные и инициативные люди. Так называемая «группа Михайлова» (в нее входил в свое время и Гинс), конечно, и была такой инициативной группой.
К тому же большой Совет не был однороден. Это признает и Гинс, сам выступавший не раз застрельщиком оппозиции. «Соотношение восьми и семи голосов, — говорит он, — становилось невыносимым» [II, с. 170].
Если послушать Гинса, все дело в «звездной палате»; если послушать рассказы Будберга, несомненно тенденциозные, о заседаниях Совета министров, то, в сущности, становятся понятны те нападения, которые направлялись по адресу Совета:
«13 августа. Вернулся домой в 4ч. утра; в 11 ч. ночи началось знаменательное закрытое заседание Сов. министров; грозность положения смыла сразу весь глянец искусственно дружеских отношений, и начались грызня, обвинения и уязвления.
