Товарищи - страница 8

Но Саша вспомнил вчера и не вскочил.

Он тихо лежал, пока не услышал движение в маминой комнате. Только тогда он увидел на этажерке кожаный шлемик. Значит, ночью ему не приснилось. Она верно приехала!

— Мама! — закричал Саша, так высоко подскочив на кровати, что все пружины запели.

Радость!

Знакомый халатик, рассыпанные по плечам, мокрые после ванны волосы. Саша прижался щекой к влажным прядям:

— Мама!

— Здравствуй, Саша! Ну, как жил?

В это время Агафья Матвеевна внесла чайник. Саша быстро оделся и принялся хлопотать. Он метался от буфета к столу и так азартно хозяйничал, что не успел ответить. Он хитрил с самим собой и оттягивал время.

Если б ещё мама не такой весёлой вернулась!

Она прошлась по комнате, перебрала на письменном столе стопку книг, заплела в косу и уложила ещё не просохшие волосы.

Саша видел серьёзное, строгое, счастливое выражение маминых глаз. Она о чём-то сосредоточенно думала. Она даже не замечала, что вот уже столько времени они вдвоём с Сашей молчат. Что произошло в маминой жизни?

— Мама, как твоя операция?

Она обернулась, и, прежде чем Саша услышал ответ, он понял по её спокойному, глубокому взгляду, что всё хорошо. Она присела на диван, где в уголке, подобрав ноги, неловко съёжился тихий мальчик.

— Здоров ли ты, Саша?

— Здоров! Абсолютно!

Он постарался изобразить на лице весёлую бодрость, расправив плечи типично спортсменским движением. Однако ему довольно трудно было смотреть маме прямо в глаза. Что-то в нём требовало: «Надо сейчас же сказать!» И что-то удерживало: «Нет, нельзя сейчас говорить!»

— Саша! Как у тебя? Благополучно? Как в школе?

Сердце бешено застучало в груди: сказать!

Но мама знакомым ласковым жестом откинула со лба его волосы и заговорила негромко:

— А у меня, Саша, радость. Очень удачно прошла операция. Случай был трудный наредкость. Да, мы добились победы, теперь это можно признать.

«Нельзя говорить о вчерашнем. Нельзя!» — пронеслось у Саши в уме.

Он сидел неподвижно, вперив, как гипнотизёр, глаза в одну точку; горло перехватила тоска. Саша боялся вымолвить слово, он чувствовал, что расплачется, едва открыв рот.

К счастью, в соседней комнате зазвонил телефон. Мама ушла.

— Сейчас выслали? Да, да, готова! — слышал Саша оживлённый мамин голос. — Устала? Нет, ничего.

Она вернулась к Саше уже одетая, и в лице её, побледневшем за эти несколько дней, и в обведённых синеватой тенью глазах светилась всё та же глубокая, торжествующая радость.

— Не удалось нам досыта наговориться, Сашук: вызывают на совещание. Но я даю тебе слово, как-нибудь урву время, и мы с тобой улизнём покататься на лыжах. За город, в лес. Подальше. А завтра, Саша, я делаю доклад в Академии наук. Пора обнародовать результаты десятилетней работы, — сделать выводы. Лестные выводы для нашей науки. Ещё один шаг вперёд. Этот шаг снова сделали мы, советские люди, — вот в чём гордость!

Под окном, во дворе, загудела машина.

Мама подошла к Саше, взяла в ладони его голову и, откинув, заглянула близко в глаза. Должно быть, что-то она увидела в глубине его глаз, что смутило и испугало её.

— Что с тобой, Саша?

Под окнами надрывался гудок.

— Мама! Ты опоздаешь! — закричал Саша в преувеличенном страхе. — Собирайся живей!

Саша торопил её, суетился и никак не мог успокоиться, пока за ней не захлопнулась дверь.

А оставшись один, он прислонился лбом к косяку книжной полки и перевёл дыхание, словно только что свалил с плеч тяжёлый мешок.

— Костя, он так и сказал: «Мой вольтметр, не отдам»? — спросила строго Юлька.

— Да нет же! — воскликнул Костя с досадой, удивляясь странной непонятливости сестры. — Вовсе нет. Саша не хочет дарить вольтметр вместе с классом. Он хотел от себя. И чтоб все его восхваляли.

— Ну?

— Что, ну? Ребята обиделись. Как ты думаешь; Надежде Дмитриевне приятнее было бы, если бы весь класс подарил? Все так ждали, надеялись, что будет сюрприз. И вот всё сорвалось. И вообще…

— Что вообще? — нахмурилась Юлька.

Костя мрачно смотрел в сторону, избегая взгляда сестры.

— Я разочаровался в Саше. Он оказался совсем другим человеком.

— Ты уверен? — холодно спросила она.