– Это легко! – Я быстро кивнул, растирая грязь на штанине.
– Факты должны быть равноценны, умник. – Кир снова улыбнулся, переводя взгляд на Алису с Жекой. – Если я говорю, что замочил всю свою семью, ты не можешь ответить, что любишь фисташковое мороженое или группу «Тату»…
– Но я не люблю группу «Тату»!
– А я не убивал свою семью. – Он ухмыльнулся уголком рта. – Но ты уловил, в чем суть?
– Уловил. – Я прикусил губу, размышляя, какой факт можно доставать на свет, а какой лучше припрятать в темноте. – М-м-м…
– Не так и легко говорить о себе, правда?
– Это случилось в детстве. Мы ехали к стоматологу. Мама была за рулем, машину она водила редко, потому что считала это не женским делом. Алиса пристегнутая ехала спереди, я – сзади. Они, как всегда, собачились насчет денег, кричали, злились друг на друга. В общем, всё как всегда. А я так боялся похода к стоматологу! Еще и они мешали. Мама постоянно отвлекалась от дороги на Алису, ехала медленно и задевала все кочки. И тогда я…
– Боюсь представить…
– Открыл дверцу и выпрыгнул из машины.
– Что? – Кир засмеялся. Он подпер подбородок кулаком и изучающе посмотрел на меня.
– Они до сих пор уверены, что это произошло случайно.
Кир все еще смеялся, но я продолжил говорить:
– Я тогда так разозлился, что сделал это специально. Что угодно, чтобы не слушать их препирательства.
Плечи Кира дергались от смеха.
– А как же стоматолог?
Я и сам едва сдерживал себя, стараясь оставаться серьезным.
– Сначала мы поехали в травмпункт. – Я прикусил губу. – Отделался ссадинами и вывихом колена. Запись к стоматологу пришлось отложить на несколько дней. В следующий раз я ехал на переднем сиденье. Между прочим, надежно пристегнутый.
– Значит, любовь к прыжкам под колеса у тебя пошла из детства.
Я толкнул Кира в плечо. Теперь мы оба смеялись. Кир задрал голову, а я рухнул спиной в траву и закрыл глаза ладонью. Вспоминать об этом было смешно и немного стыдно. Когда мы перестали смеяться, из дальних кустов послышался шорох. Может быть, с ветки вспорхнула птица, испуганная громкими звуками.
– Пошли, камикадзе. – Кир неторопливо поднялся и протянул мне руку. Я ухватился пальцами за запястье и встал, стряхивая прилипшие к джинсам травинки.
Из кустов снова раздался хруст. Мне показалось, что я услышал стон. Тьма все еще не рассеялась, поэтому разглядеть кусты вдалеке было невозможно.
– Посмотрим? – Кир взглянул на меня.
Я кивнул, и мы зашагали к кустам. Возможно, в листве прятался бездомный пес. Или кот.
Мы осторожно придвинулись к зарослям и переглянулись. Я шагнул вперед и отодвинул ветку кустарника. Вместо пса мы увидели парня. Тот, лежа в траве, тихонько стонал и прижимал руку к груди. Кожа на предплечье, перепачканная в крови, напоминала изорванную ткань.
Местами запекшаяся кровь казалась черной.
Глава VI
Реинкарнация, или Конфуций-пацифист
Та ночь запомнилась мне дождем, иголками впивающимся в кожу, и холодным светом больницы. Та ночь запомнилась мне ощущением липкой крови на ладонях и таких же липких взглядов медсестер, которые молча гадали: мы хотели убить того беднягу или спасти?
В больницах, как мне казалось, всегда холодно, даже если за серыми стенами плещется жара, будто коридор и примыкающие к нему светлые палаты – холодильные камеры, узником которых я стал.
Под потолком тянулись длинные лампы: они тихо жужжали, словно мы находились в туго сплетенном клубке змей. Улыбки медсестер, словно осколки или бритвенные лезвия, ранили меня.
Холодный больничный свет пробуждал во мне не самые приятные воспоминания. Воспоминания, которые я предпочел бы похоронить глубоко под землей или сжечь, развеяв пепел по ветру. Они были темными пятнами в моей терра инкогнита.
Когда мы бросили все и переехали сюда, в маленький замок на Черепаховой горе, мы с Алисой пытались свыкнуться с новой жизнью, а жизнь – с нами. Мама металась по городу в поисках работы, а мы были предоставлены сами себе. На самом деле мы не были одиноки, когда крепко держались за руки. Алиса – моя спокойная гавань в бушующем море жизни. Так было не всегда, так будет не всегда, но от осознания, что у меня есть семья, я чувствовал себя спокойнее.
