— А если бы на моем месте оказался настоящий убийца? Ему терять уже нечего. И топор под рукой. Три удара можно за секунду нанести. А вы все трое так встали, что вас и без топора достать можно.
— Попробуйте-ка, достаньте… — тонко хихикнул сержант, уважительно переходя на «вы». Сообразил, должно быть, что имеет дело с офицером. Но считает, похоже, что с офицером полиции. С частными сыщиками сержанты ведут себя обычно вольнее. — Нас тоже кое-чему учили…
— Только не научили, — просто констатировал я, отворачиваясь. — Или вам не объясняли, что один должен подойти к задержанному, а двое должны задержанного на прицеле держать? Чтобы не шевельнулся. Предохранители при этом обязательно должны быть в боевом положении. Хотя и это тоже не выход. По крайней мере, против опытного человека. Можно того, кто подойдет, захватить и вместо щита использовать.
— Я же говорю, попробуйте…
— Если он пробовать начнет, придется тебя, сержант, в госпиталь доставлять. — Капитан Колбасников сам ни разу, если мне память не изменяет, не наблюдал в действии рукопашный бой в исполнении капитана частного сыска. Но, как я понял, стараниями капитана Сани и других ментов по городскому управлению слухи разошлись. А слухи не бывают непреувеличенными. Иначе они из слухов превратятся в доклады и рапорты.
— Мы не из пугливых, товарищ капитан, — отозвался сержант.
Я стоял, отвернувшись от него, и, протянув руку, ухватил сержанта за ключицу, нажал на нервный узел, ключицей прикрываемый, и тем самым заставил его встать на колени. А потом просто показал удар своим протезным коленом из высоколегированной нержавеющей стали прямо в челюсть. Показ получился по касательной. Должно быть, сержант головой хотел мотнуть головой от боли в ключице. В результате он за челюсть схватился и посмотрел на меня с удивлением.
— Вы что, всегда в металлических наколенниках ходите?
— Теперь — всегда. Только не в наколенниках, а с протезной коленной чашечкой, — спокойно объяснил я. — Моя родная оказалась полностью раздробленной при ударе о ствол дерева. Раньше родной бил, теперь металлической. А мог бы и не бить, а просто отбросить тебя на напарника с автоматом. И пока бы вы друг друга поднимали, я свалил бы третьего. И отобрал автомат. Исключительно для личных нужд.
— Для каких таких личных?
— Я люблю бриться, когда у меня автомат под рукой лежит. Очень это удобно. Вдруг сильно порежусь? Всегда можно застрелиться, чтобы не страдать.
Третий мент из наряда был самодовольным «центнером» ростом около ста девяноста. Он только улыбался, понимая, что я при всем желании и старании, неделю не посещая туалет, могу с трудом потянуть только на три четверти от его веса. И потому не мог поверить, что я сумею его свалить. И даже наивно с высоты своего роста спросил:
— И как это выглядело бы? Люблю, когда меня свалить пытаются…
Он был молод. Наверное, только-только вернулся из армии и сразу пошел служить в полицию. И мало еще в жизни повидал. И его, конечно, стоило поучить. Не проучить, а только поучить, чтобы имел понятие, что человек, значительно уступающий ему в параметрах, тоже может против него кое-что предпринять. Я осмотрелся. Эксперты еще только раскрывали свои чемоданчики и готовились к работе, значит, время у меня было.
— Ты, сынок, считаешь себя физически сильным парнем, — сказал я утверждающе. — Но по природной глупости не жалеешь жильцов первого этажа, у которых люстра может упасть.
— Не просто считаю. Я и есть сильный.
Самодовольства в нем было больше, чем ума, понял я. Наверное, и больше, чем силы.
— Может быть, думаешь, что и драться умеешь?
Я подошел ближе.
— Не думаю. Просто умею.
— Но не знаешь, что в рукопашной схватке побеждает не тот, кто сильнее, выше и тяжелее, а тот, кто умеет управлять противником.
— А я, если драться начинаю, становлюсь неуправляемым, — самодовольно усмехнулся «центнер» и посмотрел на коллег. Те согласно хохотнули. Они, кажется, тоже сильно сомневались в возможности такого внешне не гиганта, как я, свалить крупного парня. И заранее радовались развлечению.
— Тогда ударь меня, — вежливо попросил я.
