– Нет, – жестко ответил Саргин. – Не понимаю. Ты, как и я, тоже бежишь от своих демонов, Вась. Вот скажи, только честно самому себе и мне, что тебе мешает жениться?
– То, что просто так с женщиной сойтись, чтобы с кем спать было и по хозяйству шуршала, – принялся объяснять Славин уставшим каким-то голосом, со смирением перед тем, что и как сложилось уже в жизни, – так это хоть завтра: вон полдеревни баб готовы ко мне сюда переехать. А мне они совсем не нужны: скучно мне с ними, да и ни одна не зацепила, не завела. Ни из этой деревни, ни из моей родной, где батя живет. Городскую да помоложе? Хорошо бы, разумеется, кто бы отказался. Да только кто ж ко мне сюда поедет, все бросив в городе? На заимку в лес? Молодая, городская да симпатичная? Даже смешно. К тому же те, что помоложе, если и идут за таких возрастных мужиков, как я, так только если те при бабках. – замолчал, что-то там нелегкое себе думая, и признался совсем тихо: – Я тебе скажу только один раз то, что понял недавно, и больше мы к этой теме не вернемся. Так вот, Тимыч, абсолютно всем в жизни любви хочется, все ее ищут и ждут. И мне хочется, настоящей, как любому нормальному человеку. Кто бы что ни говорил – что поздно и смешно в моем-то возрасте, но именно любви хочется. А по-другому и не надо совсем. По-другому – это жить с чужим человеком и при этом уживаться с его привычками и характером. А зачем тогда? На хрена усложнять и ухудшать собственную жизнь необходимостью что-то терпеть? Вот так. Ты поймешь когда-нибудь и сам, обязательно, уж поверь мне, главное, чтобы понял это не поздно, – и вдруг хлопнул ладонью Саргина по плечу и весело закончил: – К тому же все молоденькие девицы городские по-модному тощенькие, до костей, а я люблю ладненьких, сбитеньких таких, не толстых, но в теле и в размере.
Тимофей еще долго не мог уснуть: смотрел в звездное бескрайнее черное небо и думал про их разговор, анализировал сказанное и поражался, как все сложно и как все, оказывается, просто – каждому человеку и на самом деле хочется любви. Настоящей любви – чтобы его любили и принимали, и чтобы он был необходим другому человеку, и чтобы самому иметь возможность любить и отдавать эту любовь.
И ему тоже, как и всем, хочется любви, что бы он там из себя ни изображал и как бы ни игнорировал эти нормальные человеческие желания. Но Саргин давно понял и четко знал, что ему такого нельзя.
Не дано в жизни. Не дано – до сжавшей мгновенно горло сухой сильной лапой тоски. Ничего. Прорвемся и так. Ничего.
И заснул тревожным сном, и все ему снилось это черное бездонное небо в алмазах звездных и неясный женский облик на его фоне, смеющийся серебристым смехом над всеми теми пустыми глупостями и запретами, что он себе напридумывал.
Подругу Степаниды звали простым русским именем Мария, Маша, и оказалась она симпатичной женщиной, сбитенькой такой, ладненькой, Саргин еще подумал, что она идеально подходит под любимый типаж Славина, о котором он только вчера говорил. Но что больше всего покорило Тимофея в этой женщине, так это то, что почти все время она улыбалась невероятно обаятельной улыбкой, от которой у нее на щечках возникали ямочки, и излучала вокруг себя светлую радость.
На рынке Мария взяла у Тима список, составленный Степанидой, и очень мягко спросила:
– Наверное, лучше мне выбирать продукты, как вы думаете, Тимофей?
Тимофей думал, что это замечательная идея, ибо Стешка понаписала там всего немерено и еще долго инструктировала его, что, как и где выбирать.
Нет, он, разумеется, справился бы с заданием, но сколько времени и нервов на него потратил бы, вопрос. Маша же оказалась его спасительницей – она четко знала, куда надо идти на рынке и какой именно продукт брать.
Они справились с покупками в рекордные сроки. Так что еще успели заехать в больницу и навестить дядю Мишу, а Тимофей устроил со своего смартфона для него сеанс связи по Skype со Славиным и Стешей. Степанида так расчувствовалась, увидев живого и почти бодрого Михаила Евгеньевича, что расплакалась, так что сеанс прямого общения Тимофей быстренько закончил.
