Посвящаю Г. Х., которая рассказала мне это с большим изяществом — чего, правда, вы здесь не найдете.
Когда я видела его голышом в последний раз?
Да это почти что и не вопрос, вы тогда выходили из кабинки, поправляя лифчик бикини и отыскивая взглядом сына, ожидавшего вас у воды, в полной рассеянности, а вопрос — на него и не нужно было отвечать, скорее это было внезапное ощущение чего-то недостающего: детское тело Роберто в ванной, массаж поврежденного колена — образы, утраченные кто знает как давно, во всяком случае месяцы, месяцы с того последнего раза, когда вы его видели голышом; больше года с того времени, когда Роберто всякий раз пытался подавить смущение от того, что при разговоре он пускал петуха, это был конец доверию, доброму убежищу в ваших руках, когда что-то болело или огорчало его; его день рождения, пятнадцатилетие, уже семь месяцев тому назад, и тогда же запертая дверь ванной, пожелание доброй ночи в пижаме, надетой без посторонней помощи в спальной, с трудом давшийся отказ от давней привычки броситься в порыве нежности и целовать влажными губами — мама, дорогая мама, дорогая Дениза, мама или Дениза — в зависимости от настроения и времени, ты мой щенок, ты, Роберто, щеночек Денизы, лежащий на пляже и смотрящий на водоросли, которые очерчивали границу прилива и отлива, приподнявший слегка голову, чтобы видеть вас, идущую от кабинок, держащий сигарету во рту как самоутверждение, пристально смотрящий на вас.
Вы вытянулись рядом с ним, а ты приподнялся, чтобы взять пачку сигарет и зажигалку.
— Нет, спасибо, пока не хочу, — сказали вы, вынимая темные очки из сумки, которую ты стерег, пока Дениза переодевалась.
— Хочешь, я пойду раздобуду виски? — спросил ты.
— Лучше после того как поплаваем. Пошли?
— Что же, пошли, — сказал ты.
— Тебе ведь все равно. Не так ли? Тебе все безразлично в эти дни, Роберто.
— Не будь надоедой, Дениза.
— Я не упрекаю тебя, понимаю, что ты рассеян.
— Уф, — сказал ты, отворачиваясь.
— Почему она не пришла на пляж?
— Кто? Лилиан? Откуда я знаю, вчера она чувствовала себя неважно, так она мне сказала.
— И родителей ее не вижу, — сказали вы, исследуя горизонт медленным взглядом немного близоруких глаз. — Надо спросить в отеле, не заболел ли кто-нибудь из них.
— Я потом схожу и узнаю, — мрачно сказал ты, обрывая разговор.
Вы поднялись, и он пошел за вами в нескольких шагах, подождал, когда вы броситесь в воду, чтобы медленно войти и плыть далеко от вас; в знак привета вы подняли руки, и тогда он поплыл стилем баттерфляй, и, когда притворился, что столкнулся с вами, вы обняли его, смеясь, похлопывая этого маленького зверька, даже в море ты наступаешь мне на пятки. Резвясь, выскальзывая из рук друг друга, они в конце концов поплыли к берегу, медленно взмахивая руками; на пляже крошечным силуэтом вдруг возникла Лилиан — словно потерянная красная блошка.
— Пусть позлится, — сказал ты, прежде чем вы приветственно помахали ей рукой. — Раз пришла поздно, тем хуже для нее, давай еще поплаваем, вода замечательная.
— Вчера вечером ты повел ее прогуляться до утеса и вернулся поздно. Урсула не рассердилась на Лилиан?
— С какой стати ей сердиться? Было не так уж и поздно, а Лилиан не ребенок.
— Для тебя, но не для Урсулы, она все еще видит ее в слюнявчике, не говоря уж о Хосе Луисе, он-то уж просто ничего не поймет, если у девочки не будет регул в определенное время.
— А ты всегда со своими грубостями, — мягко сказал ты, смущаясь. Поплывем до волнореза, Дениза, я догоню, даю тебе пять метров форы.
— Подождем Лилиан здесь, я уверена, что она обгонит тебя. Ты переспал с ней вчера вечером?
