— А если, кроме него, и другие когда-нибудь заговорят? — спросил лорд.
— То и они солгут, как и он, — ответил Гастингс. — Вернемся, однако, к нашим делам, они нас больше касаются, чем выходки бандитов. Я принимаю ваше предложение и обещаю, что буду его поддерживать. Можете быть спокойны, что никакая романтическая фантазия, в которую я, впрочем, не верю, не будет иметь влияния ни на мое решение, ни на мою волю.
— Я большего и не требую! — откликнулся лорд. — Мне довольно вашего слова.
— В вас же, лорд Торнтон, — встал из-за стола Гастингс, — я уверен теперь. Я не требую обещаний, я знаю, что чувство гордости и собственного достоинства не позволят вам встать на одну сторону с врагами того человека, в семью которого вы хотите вступить.
Глаза лорда засветились торжествующей радостью. Гастингс оставался холоден и серьезен, только углы его рта дрогнули как-то болезненно.
— Вернитесь через этот коридор, — посоветовал он, провожая лорда к внутренней двери кабинета. — Не нужно, чтобы вас видели в приемной.
Когда он остался один, то сложил руки и сказал, сильно волнуясь:
— Дай Бог, чтобы лорд и Марианна ошиблись, но если бы и было что-нибудь, то она забудет, забудет свой мимолетный сон, которого ей не следовало видеть!
По внутреннему коридору вернулся он к своей супруге. Марианна отдыхала на диване. Маргарита сидела около нее и читала.
Марианна поднялась, но вместо всегдашней ясной радости, с которой она обыкновенно встречала своего мужа, взор ее омрачали забота и тревога. Гастингс, против своего обыкновения, заговорил быстро и резко, точно хотел как можно скорее сбросить с себя тяжесть.
— Я пришел по важному делу, касающемуся нашего дома, а особенно тебя, дорогая моя Маргарита.
Маргарита смотрела на него, бледнея, широко открыв глаза. У Марианны на ресницах дрожали слезы.
— Лорд Торнтон, — продолжал далее Гастингс, — просит у меня твоей руки. Я понимаю, дитя мое, что мое сообщение тебя пугает и удивляет, но выслушай меня. Мой долг тебе сказать, что супруга лорда Торнтона и будущая маркиза Хотборн будет одной из первых и самых важных дам Англии. Лорд Торнтон любит тебя, и мне кажется, что всякая женщина полюбит его при более близком знакомстве.
Марианна обняла Маргариту:
— Успокойся, дитя мое, и соберись с мыслями, у тебя есть время и обдумать, и испытать себя, я с тобой и буду умолять Бога, чтобы Он указал тебе настоящий путь к счастью.
Маргарита вскочила и бросилась к Гастингсу, который хотел уже уходить; она крепко схватила его за руку и воскликнула:
— Нет, нет, мне нечего обдумывать, мне нечего испытывать себя, мое решение готово. Выслушай меня, отец, такой жертвы ты от меня не потребуешь!
— Жертвы? Какой жертвы? — осведомился Гастингс, серьезно глядя в оживленное лицо Маргариты. — Моя Маргарита, ты меня не поняла; я ведь сказал, что не хочу принуждать тебя. Я желаю, только чтобы ты обсудила все без предвзятой мысли. Лорд Торнтон — человек, которого можно любить.
— Никогда, никогда, отец! — всхлипнула Маргарита. — Мое решение непоколебимо, и клянусь, я не изменю его!
— Нельзя клясться, ведь будущее неизвестно, дитя мое. Испытай себя, узнай лорда и, может быть, вскоре ты заговоришь иначе.
— Нет, — перебила его Маргарита, и глаза ее угрожающе заблестели. — Нет, я точно знаю. Я могу поклясться, что никогда не полюблю лорда Торнтона, а без любви я не протяну ему своей руки.
— Ты безумствуешь, — нетерпеливо выговорил Гастингс. — Слово «никогда» ты не должна произносить. Ты дитя и не можешь судить о таком человеке, как лорд Торнтон, при светском поверхностном знакомстве.
— Мне и не надо его узнавать. Даже если бы он в тысячу раз был лучше, чем на самом деле, я знаю, что никогда его не полюблю.
— Почему? — строго спросил Гастингс.
Маргарита, сильно покраснев, опустила голову. Затем она подняла ее и, гордо и прямо глядя отцу в глаза, сказала:
— Было бы недостойно молчать. Я не могу любить лорда, потому что я обещала свою верность тому человеку, которого люблю.
— Я так и знала! — заключила Марианна, умоляюще глядя на мужа. Он же стоял неподвижно и, не изменяя своего выражения, спросил с холодным спокойствием:
