— Догоняй! — крикнул я.
Мне стало весело. Глаза Торопуна-Карапуна заблестели.
— Алеро! Алеро! — крикнул он на языке, который только что придумал.
И тунец его понял. И прибавил скорость. И начались гонки.
Дж-ж-ж-жжжих! — это в вихре промчался мимо меня Солдатик.
— Ха-ха! Счастливо оставаться! — мимо пронеслась Ложка, обдав меня волной.
Дж-ж-жх-жих! — промчался мимо меня Торопун-Карапун.
— Эй-эй! Поднажми! — подбадривал я своего тунца.
Но что это? Меня обгонял Цыпленок. Даже Цыпленок обгонял меня.
— Э-эй! Прибавь хоть чуточку скорости! Мы ведь почти ползем!
Мой тунец все отставал и отставал. И я понял. Я вдруг понял: ведь я тяжелее их! Ведь я дяденька. И мне ли угнаться за ними…
— Тише! Прошу вас, потише! — простонал, задыхаясь, Морской Конек. Он с трудом поспевал за нами.
— Действительно, зачем нам спешить? — сказал я, притормаживая своего тунца. — А далеко ли еще до городка?
— До ночи не успеем, — сказал Морской Конек. — Придется переночевать в пути.
Мы мчались на своих тунцах в полной тишине. В поле, мимо которого мы ехали, беззвучно покачивались водоросли. Неподалеку был лес, но оттуда не слышно было птиц.
— Глуховато у вас, — сказал я Морскому Коньку, невольно переходя на шепот.
— Такое время года.
В этих лесах, подумал я, нет рыжих белочек. Они не раскачиваются на ветках, не строят домиков, не собирают шишек. Зайцы не оставляют следов на дорожках. Потому что нет зайцев в этих лесах, нет птиц. Вот и тихо.
Мы проехали мимо деревни, где жили морские звезды. Но и здесь не слышалось ни звука. Звезды молча открывали двери своих маленьких домов и удивленно смотрели нам вслед.
Сразу за деревней дорога свернула к болоту — бесконечному и унылому. Впереди виднелась черная туча. Мой тунец сильно отстал.
— Эй! Подождите-е-е! — крикнул я.
И эхо глухо ответило:
«Ите… ите…»
Двигался я совсем уж медленно. Хвост моего тунца вяз в черной трясине. Дороги не было видно…
— Не отставайте! — прохрипел Морской Конек.
Говорить мне было трудно, и я только молча кивнул.
— Поднажмите еще немножко, — сипел Морской Конек. — Они нас подождут.
И правда, скоро я увидел Торопуна-Карапуна. Он сидел на своем тунце и ждал. «Какой заботливый наш капитан, — подумал я. — С таким не пропадешь».
Когда мы остановились, было уж совсем темно. Над лесом поднялась рыба-луна.
— Тут недалеко тропинка, — сказал Морской Конек. — Она ведет в ущелье. А там речка, пресная вода. Можно напиться вдосталь и отдохнуть. Только туда очень страшно спускаться.
— Как это — страшно? — удивился Торопун-Карапун. — Раз надо, значит, спустимся.
Мы отпустили своих тунцов, они махнули нам хвостами и поплыли назад, а мы все заскользили по тропинке вниз и скользили все быстрее и быстрее, пока не полетели куда-то в темноту и шлепнулись на что-то мягкое.
— Приехали! — сказал Морской Конек.
При свете рыбы-луны мы увидели, что находимся на полянке среди белых цветов. Одних только белых цветов. И вдруг что-то знакомое, страшно знакомое пахнуло на меня из моего детства. Я задрожал от волнения.
— Здесь, здесь! — закричал я. — Я помню эту поляну…
Глава, написанная только для храбрых маленьких ребят (те, кто боятся, не должны ее читать)
— Я помню эту поляну, — закричал я, — и эти белые цветы!
В то давнее, давнее время — это было еще задолго до войны — я жил в маленьком городке. Городок наш был такой маленький, что каждое утро кузнечики будили его своим звоном. Просыпаясь, я тут же бежал через овраг к старой колокольне. Крыша на колокольне была наполовину сорвана. И когда дул ветер, железо на крыше скрипело и стучало. На камнях разрушенной ограды росла трава.
В то лето было очень жарко. Я жил тогда у бабушки на самом краю города. По оврагу можно было выйти к кладбищу. Но я никогда не ходил — боялся. А ночами иногда шумели ливни. И мы плохо спали. Где-то рядом хлопало, и я догадывался, что, наверно, моя бабушка тоже боится. Самое страшное — это филин. Он жил на кладбище и прилетал оттуда. Садился на забор возле нашего дома и ухал.
«Бабушка, — шептал я, — я боюсь…»
Я забирался к ней в постель, а она гладила меня, приговаривая:
