— До завтра еще дожить надо, приятель. Да и куда так спешить. Покажи ей свою гордость — печь. Своди на карьер. А хочешь, я ее свожу…
— Потише говори!
— Сам не ори!
— Я не ору…
— Вы так всю ночь будете болтать? — послышался полусонный голос Веллы.
— Нет, нет! Спи! Не обращай внимания. — Хейзит поймал удивленный взгляд Гийса и скорчил злобную гримасу. — Никто тебя не тронет.
— А я и не боюсь. — Она пошевелилась под шкурами и резко села. «На меня похожа, — не без гордости отметил Хейзит. — Я тоже не люблю разлеживаться». — Я, случаем, не ваше место заняла, хелет?[9]
— Ну что вы, какой там «хелет»! Просто Гийс. А вы, миси…[10]
— Просто Велла. — Она потянулась и перевела хитрый взгляд с собеседника на брата. — Уже можно говорить доброе утро?
— Еще даже рано желать спокойной ночи, соня.
— Это точно, — хмыкнул Гийс. — Пойду-ка я в караул.
— Куда же вы? — Велла выбралась из-под шкур и трогательно застыла на коленях. Коса распустилась. Русые волосы лежали на плечах как продолжение короткой шубки, которую она, разумеется, даже не думала снимать. Губы обиженно подрагивали.
Гийс остановился. Глянул через плечо на Хейзита, который в этот момент изображал само равнодушие. И молча вышел.
— Кто это был? Твой приятель?
— Единственный здесь человек, на которого я могу положиться.
— А я? На меня ты не можешь положиться?
— Могу. Только ответь на один простенький вопрос. Как ты можешь спокойно спать, когда твои подруги убиваются над трупами?
Велла растерялась и в первое мгновение не знала, что сказать. Они оба прислушались. Словно опровергая слова Хейзита, на улице воцарилась тишина.
— Так ты бы хотел, чтобы я сейчас была не с тобой, а с ними? — Сестра встала с колен. — Пожалуйста. Я уйду.
— Да погоди ты! Я не просил тебя делать глупости. Просто я тут кое о чем подумал… Это касается всех нас. Постой, говорю! — Он поймал ее за руку и остановил уже на пороге. — Никуда ты не пойдешь!
— Пойду! Пусти!
— Тогда я пойду с тобой.
Они вышли на ночной холод. Решимость Веллы резко поубавилась, и она охотно позволила обнять себя за плечи. Повсюду горели факелы. Часть из них тоненькой змейкой извивалась в сторону далекого замка. Это те, кто не выдержал бездействия, стремились вернуться домой вместе с телами своих родных. «Следовательно, — подумал Хейзит, насчитав десяток факелов, — ночью нас будет еще меньше, чем я предполагал. Покойников несут мужчины. Сегодня их руки гораздо больше пригодились бы нам здесь…»
Велла смотрела туда же, куда и брат, но думала о своем. Укладываясь спать, она сразу почувствовала, что это не его постель. Пахло от шкур иначе. Тогда она не придала этому значения, однако, разбуженная жарким спором и поначалу не признавшаяся в этом, невольно принюхалась и пришла к выводу, что запах ей нравится. Он был мужским, но каким-то мягким и чистым, вовсе не таким, какой она привыкла с неприязнью ощущать, снуя между столами в таверне. А потом она открыла один глаз, второй, заметила в полумраке шатра собеседника брата… и с тех пор думала только о нем. Нет, влюбиться она, конечно, не влюбилась. Любовь — это когда тебе горько и сладко одновременно, когда ты ищешь встречи и боишься ее, когда мечты о будущем влекут и пугают. Мысль о том, в чьей постели она нечаянно заснула, была лишена горечи и страха. В этой неожиданной встрече скрывался какой-то невнятный для нее пока смысл. Но смысл гораздо более важный, чем поиск брата, к счастью увенчавшийся успехом. Такого не могло быть, но она именно так выразила бы свое ощущение, если бы, скажем, держала сейчас отчет перед матерью. Гверна наверняка подсказала бы, что с ней творится. И откуда взялась эта несуразная радость, придавшая ночи яркость и уют.
— Откуда пришли те люди? — Она не поворачивала головы, но знала, что брат смотрит на нее, быть может, даже любуется.
— Те, что на нас напали? Вон оттуда, с реки. Их следы видели вчера утром на опушке Пограничья. Ты знаешь, а ведь я говорил с ними! — Хейзит обнял сестру сильнее. — Мы уже почти решили дело миром, когда примчались люди Ракли и заварили всю эту кашу. Если бы не они, я уверен, все обернулось бы совершенно по-другому, тихо и спокойно.
