— Да, удивительная! — воскликнул молодой лицемер. — Видите ли, я еще не подыскал себе никакого занятия и много гуляю по Лондону. Счастливый случай привел меня именно сюда.
— А как поживает доктор? — оживленно спросила Кэт. — И миссис Димсдейл? Непременно передайте им от меня самый нежный привет.
— Почему вы перестали бывать у нас? — с упреком спросил Том.
— Мистер Гердлстон считает, что последнее время я слишком много развлекалась и мне следует посидеть дома. Боюсь, я теперь не скоро сумею выбраться в Кенсингтон.
Том про себя послал ее опекуна в область значительно более жаркую, чем даже страны, с которыми вел торговлю старый коммерсант.
— А куда вы идете? — спросил он вслух.
— На Виктория-стрит сменить книгу, а потом на Форд-стрит.
— Как странно! — воскликнул молодой человек. — Я ведь иду именно в этом направлении! (Что было действительно очень странно, так как, когда они встретились, он шел в противоположную сторону. Однако ни Кэт, ни Тому, по-видимому, не хотелось обсуждать это обстоятельство, и они продолжали идти вместе к Виктория-стрит).
— А вы еще не забыли дни, которые провели в Эдинбурге? — спросил Том после долгого молчания.
— Ну, конечно нет! — горячо воскликнула его спутница. — Я буду помнить их всю жизнь.
— И я тоже! — убежденно сказал Том. — А помните день, который мы провели в Пентленде?
— И как мы объехали Трон Артура?
— И как мы все вместе были в Рослине и осматривали часовню?
— И тот день в Эдинбургском замке, когда мы осматривали драгоценности и старинное оружие? Но вы ведь видели все это много раз и прежде! И такого удовольствия, как нам, эти поездки вам доставить не могли.
— Нет, что вы! Наоборот! — Упрямо сказал Том, удивляясь про себя своему косноязычию, тем более непонятному, что он всегда умел делать изящнейшие комплименты девушкам, к которым был равнодушен. — Видите ли, Кэт, ведь… ну… ведь вас не было рядом, когда я бывал там прежде.
— Ах! — произнесла благовоспитанная Кэт. — Какая сегодня прекрасная погода! А утром мне показалось, что будет дождь.
Однако эти метеорологические наблюдения не отвлекли Тома от его темы:
— Быть может, ваш опекун как-нибудь снова отпустит вас куда-нибудь с моими родителями?
— Боюсь, что нет, — ответила Кэт.
— Но почему?
— Когда я вернулась тогда домой, он, по-моему, был очень рассержен.
— Но почему же? — спросил Том.
— Потому что… — И Кэт чуть было не объяснила, что причина этого гнева заключалась в самом Томе, но вовремя спохватилась.
— Так почему же?
— Потому что у него было дурное настроение, — ответила Кэт.
— Как скверно, что вы зависите от чьих-то прихотей и настроений! — объявил молодой человек, сердито взмахивая тростью.
— Но что здесь такого? — рассмеялась Кэт. — Всегда над человеком кто-то есть. Иначе нельзя было бы отличить, что хорошо, а что дурно.
— Но он обходится с вами сурово.
— Что вы! — решительно возразила Кэт. — На самом деле он очень добр ко мне. Если он и бывает строгим, я знаю, что он думает только о моем благе, и я была бы дурочкой, если бы сердилась на это. Кроме того, он очень благочестив и добродетелен, и то, что нам кажется пустяком, в его глазах может быть серьезным проступком.
— Ах, так он, значит, очень благочестив и добродетелен? — произнес Том с сомнением в голосе. Проницательный доктор Димсдейл придерживался иного взгляда на характер Джона Гердлстона, и сын разделял его мнение.
— Ну, конечно! — ответила Кэт, поднимая на него большие, полные недоумения глаза. — Разве вам неизвестно, что он главный оплот общины исконных тринитариев на Пербрук-стрит и каждое воскресенье присутствует на трех службах и сидит на передней скамье?
— А! — сказал Том.
— Да! А кроме того, он не жалеет денег на всяческую благотворительность и дружит с мистером Джефферсоном Эдвардсом, прославленным филантропом. И вспомните, как он добр ко мне. Ведь он заменил мне отца!
— Гм! — с сомнением произнес Том, а потом добавил с некоторым страхом: — А Эзра Гердлстон вам тоже нравится?
— Нет, нисколько! — с жаром воскликнула его собеседница. — Он очень плохой, жестокий человек.
— Жестокий? Но, конечно, вы имеете в виду не себя!
