Джефф очистил мысли, пытаясь не думать об Адель. Он сфокусировал свое сознание Будды на той поверхности, где сидел. Трава совершенно ненормальная. Какие-то предельно загаженные ползучие сорняки. Здесь скапливались матовые пластиковые крышки от стаканчиков из ближайшего фастфуда, унылые сигаретные фильтры, разрисованные под пробку, веревки и темный от выхлопных газов песок. Чуть ниже, истекая грязью, валялся испорченный масляный фильтр.
Джефф мог бы прилечь здесь, заночевать, и никто бы его не увидел и не побеспокоил. Он мог бы жить здесь годами – попрошайничать у тех, кто останавливается на светофоре, бегать перекусить в «Бургер-Кинг». Мог бы прочесть все книги, какие только есть в мире. Их бы ему бросали из окон машин. Он существовал бы вне системы, этакий современный Торо, которому нет нужды раболепствовать перед властями или вляпываться во всякую корпоративную фигню. Он мог бы писать дневник, и однажды, после его смерти, дневник этот найдут, и все поймут, что незнакомец у дороги был не простым смертным, а тонко чувствующим гением, который фиксировал в тетрадке всю мудрость мира, пока они пролетали мимо в своих грубых тупых автомобилях.
Можно подумать, сам напросился: у пятачка, где сидел Джефф, тихо остановилась полицейская машина. На этот раз люди смотрели на него и действительно его видели.
– Как мы сегодня поживаем?
Джефф просчитал варианты. Он мог ответить копу, как если бы тот действительно разговаривал с ним (а не со своим предвзятым представлением о Джеффе), или же мог прикинуться шлангом.
– Отвечать будем?
Джефф опять промолчал, и второй коп неохотно хлопнул дверью и выбрался с пассажирского места. Медленно обошел машину сзади и, держа руку на рукоятке, остановился перед Джеффом. Усики у парня были светлые, а не темные. Он начал неспешно и спокойно:
– Ну, и как мы тут?
– Нормально.
– Как тебя зовут?
– Почему вы за пистолет держитесь? Собираетесь меня пристрелить?
Коп убрал руку, потом расслабился.
– Не сегодня. Наркотики употреблял?
– Нет, я ничего не употреблял.
– Машину ловишь?
– Я доехал сюда автостопом.
– И что тут происходит?
– Я не обязан вам это объяснять. Я тут сижу.
– Ага. Сколько тебе? Восемнадцать? Девятнадцать?
Джефф ничего не ответил. Коп со светлыми усиками присел на корточки, так, чтобы смотреть Джеффу прямо в глаза. Он приблизил лицо, улыбка выглядела синтетической, как и материал, из которого сделана его рубашка. Глаза у него были светло-зеленые.
– Ты не обязан со мной говорить. Тут ты прав. С другой стороны, у меня есть работа, и я должен ее выполнять. Я не думаю, что ты уж очень хочешь нарваться на неприятности, однако именно этим ты сейчас и занимаешься. Что, если кто-нибудь заглядится на тебя из проезжающей машины и попадет из-за этого в аварию? Тебе это понравится? Что, если кто-нибудь врежется кому-то в задницу? Или, прости господи, пострадает ребенок? Может быть, его даже придется везти в больницу?
– Быть такого не может.
– Я видел множество вещей, быть которых не может.
– Я мог бы сидеть здесь тысячу лет и никому не причинил бы вреда.
Холодные зеленые глаза стали еще холодней:
– Это частная собственность, сынок. Если у тебя здесь нет никаких дел, ты должен уйти.
– Это не частная собственность.
– Частная. Она принадлежит торговому центру. Все здесь вокруг принадлежит торговому центру. И шоссе. Слушай, мне тоже все это не нравится.
– Если вам это не нравится, зачем вы все это защищаете?
– Хватит, парень. Не еби мозги. Ты же не хочешь, чтобы тебя замели, верно? Слушай сюда: я тебя подброшу к «Сирзу».
Коп употреблял модные словечки. В наше время все такие крутые. Джефф почувствовал, что система подминает его с недетской силой.
– Ну и?
– Чего? – Джефф потянул за одну из своих косичек. Почесал нос.
Коп обернулся, взглянул на своего напарника.
– Ты хочешь, чтобы мы подкинули тебя к торговому центру?
– Я пошел. Уже иду, – сказал Джефф, медленно поднимаясь.
– Спасибо.
– Грустно это. – Гладкое лицо Джеффа потемнело.
– Что грустно?
– Что вот такие, как вы, с мозгами, промытыми корпоративным мышлением, унижают других – унижая при этом самих себя. И грустно, что человек не может просто сидеть, где хочет.