Чтобы склонить французских предпринимателей к сотрудничеству с оккупантами, оно предлагало им солидные субсидии, исчислявшиеся миллионами франков. Только за один день 13 августа 1942 года посольство предоставило в распоряжение германской военной администрации и высших органов гестапо в оккупированной Франции 5 с половиной млн. франков. Эти деньги были затрачены на ведение немецко-фашистской радиопропаганды и организацию кампании террора против французского населения. Редакторам и издателям газет, которые вели фашистскую пропаганду, посол Абец выплачивал ежемесячно по 250 тыс. франков. Он же финансировал отряды карателей, которые выслеживали подпольщиков французского Сопротивления, а затем уничтожали их. Наконец, по личной просьбе Геринга Абец на средства немецкого посольства приобретал ценнейшие произведения искусства. Гобелены, картины, шедевры прикладного искусства Франции — все это должно было попасть в жадные руки рейхсмаршала.
США не разорвали дипломатических отношений с коллаборационистским правительством Виши, и в Вашингтоне постоянно получали информацию о том, что происходит в оккупированной части Франции. Поэтому правление «Чейз нэшнл бэнк», находившееся в Нью-Йорке, не могло притворяться, будто ему ничего не известно о деятельности своего отделения в Париже из-за отсутствия связи с ним.
Постоянный обмен письмами, телеграммами и телефонными звонками между отделениями банка в Париже и Виши позволял Альберту Бертрану собирать нужные сведения, которые он передавал в Нью-Йорк.
Юридически правительство Виши в любой момент и в полном соответствии с французским законодательством могло закрыть парижский филиал банка «Чейз нэшнл». Некоторый риск вызвать недовольство у нацистского инспектора Ганса-Иоахима Цезаря вряд ли послужил бы помехой для осуществления такого шага. Нужно было лишь указание из Нью-Йорка, которое… так никогда и не было получено.
Более того, когда местное отделение американского банка «Нью-Йорк гэранти траст» отказалось сотрудничать с нацистами, Нидерман приложил много сил, правда безуспешно, для того, чтобы заставить его управляющих пересмотреть принятое решение.
В своем отчете из Виши, датированном 1942 годом, без числа и месяца, Альберт Бертран писал Ларкину:
«В настоящее время наши отношения с немецкими властями столь же удовлетворительны, как и у Морганов, которые нашли с ними общий язык (банк Моргана также с ведома Нью-Йорка оставался открытым в Париже на протяжении всей войны. — прим. авт). Приложив некоторые усилия, мы добились того, что Германия сделала значительные денежные вклады именно в нашем банке, которые в свою очередь помещены нами во французские государственные банки на весьма выгодных условиях. Мы рассчитываем на дополнительную прибыль».
К отчетам, которые парижское отделение банка направляло, как и полагалось, в Нью-Йорк, Г.-И. Цезарь, как правило, делал приписки с выражением «высокого уважения».
Среди недавно рассекреченных документов министерства финансов обнаружено недописанное письмо без даты. В нем американский служащий из «Манхэттен бэнк» остроумно называет «Чейз нэшнл бэнк» — «Цезаря любимое дитя». Сердечные отношения с нацистами не были секретом ни для американского посольства во Франции, ни тем более для Вашингтона. Однако никто не воспрепятствовал их дальнейшему развитию.
То, что правительство США знало о связях банка с врагом, подтверждает и доклад министерства финансов от 20 декабря 1944 года, который хранится в архиве Моргентау. В нем говорится, что открытое сотрудничество Карлоса Нидермана с германским правительством хорошо известно; что Ларкин расценивает добрые отношения Нидермана с немцами как превосходный способ удержать на прежней высоте позиции банка во Франции; что нацисты, видимо, имели основания прилагать максимум усилий, дабы обеспечить банку дополнительные источники дохода; что немецкие власти стремились к сохранению тесных контактов с руководством американских банков, надеясь на них как на верных проводников политики Германии в Соединенных Штатах после войны, и что «Чейз нэшнл бэнк» ревностно следил, чтобы счет возглавляемого Отто Абецем немецкого посольства в Париже был в полном порядке, ибо «любая мелочь сослужит добрую службу при осуществлении тесного сотрудничества между нашим банком и немецкими властями».
