Я даже почти простил Олафу, попавшему в правильную осаду, устроенную ушастой, то, что он меня едва не прикончил побочным действием этого автомата, – в начале орденских тренировок бывало и похуже: молодые маги, не очень умеющие контролировать свой дар, крайне опасны для самих себя и окружающих.
За всем этим действом наблюдал призрак «папочки», зависший на небольшом расстоянии от разложенного оружия и этой сумасшедшей парочки. И вид он имел задумчивый, даже очень. При первом взгляде на его погруженное в думы лицо у меня почему то екнуло сердце, и в голове начали шевелиться подозрительные мысли, неразрывно связанные с возможными проблемами для меня любимого. Ведь просто так старый король не хмурился бы. Еще при жизни он зарекомендовал себя хитрым лисом, продумывающим каждый шаг и его последствия. И если уж он начинает недовольно хмуриться, то, значит, у нас проблемы, причем большие. Аккуратно обойдя резвящуюся парочку, я приблизился к призраку и уже хотел было задать вопрос, как тот развернулся в мою сторону и спросил:
– Почему золото нежелательно? Чем ему золото-то не угодило? Да я всю сознательную жизнь его копил, и мой отец, и дед! Чем ему золото-то не нравится!!! Они там что, в своем мире, зажрались, что ли?!
– Ценность каждой вещи зависит от многих причин, – пояснил я ему, припомнив свою бурную молодость, когда в обсуждении цен на те или иные припасы в разных концах страны, а также их составляющих, прошло немало времени. – Наверное, там, откуда пришел Олаф, богатых шахт хватает.
– Да нет, – вздохнул родич и сделал спиной вперед шаг ко мне, явно опасаясь оставлять без внимания Селес, хищно нацелившуюся оборвать с его увешанной различными предметами фигуры хоть что-нибудь. Обращению с боевыми артефактами ее явно не учили, иначе эта девушка точно не рискнула бы столь явно выражать свои желания: мало ли, вдруг какое-нибудь оружие оборвет ее жизнь, сработав в ответ на уловленные эмоции. – Просто реализовать золото, особенно большие его объемы, мне будет довольно сложно. Камни, конечно, тоже сбывать рискованно, но их хотя бы переплавлять не придется.
– А зачем портить готовые монеты? – удивился призрак.
По лицу Олафа пробежала целая гамма чувств – начиная от удивления и заканчивая раздражением. После чего он глубоко вздохнул и принялся объяснять призраку прописные истины. Видимо, все-таки пребывание в виде эктоплазменного сгустка влияет на мышление, и скорее всего не особенно положительно.
– Дед, ну и как я, по-твоему, буду объяснять происхождение иномирных монет? Рано или поздно на меня выйдут, как ни запутывай следы. И вот тогда я превращусь в живую открывашку для правительства или крупного мафиозного клана. Тебе это надо? Поверь, договориться по-родственному с ними не удастся. А по поводу золота – в моем мире слишком хорошо знают, чем отличается по микропримесям золото из всех известных месторождений в мире. И твое золото, дед, как ты смог бы догадаться, явно не из рудников моего мира. Вот поэтому мне и придется в крайнем случае не только заниматься переплавкой золотого хлама, но и разбавлять его значительным количеством золота моего мира, во избежание определения происхождения слитков. Как я тебе уже рассказывал, проблемы финансового плана из-за потерянных не по моей вине двух крупных грузов оружия у меня в том мире уже есть. Так что не надо вешать мне еще головную боль в виде иномирового золота. И так голова болит.
После чего Олаф крепко схватил ручку эльфийки, подбиравшуюся к чему-то круглому и ребристому на его поясе.
– Это трогать опасно, девочка, – наставительно сказал он. – Сдетонирует.
– Но должна же я получить хоть что-то в обмен за испорченную рубашку, – капризным голосом избалованной девчонки заявила Селес, принимая совсем не по-детски кокетливую позу и призывно хлопая глазками.
Нет, все же какой демон заставил меня тогда делать тот проклятый суп из златолиста? Ведь не было бы его – может быть, и этой молодой, пусть физически и вполне уже развитой во всех без исключения местах, перворожденной рядом со мной не стояло. Ну и что, что она моложе меня всего-то лет на двадцать, а значит, по человеческим меркам, старуха? Для остроухих до войны Хаоса этот возраст был еще детским. Это сейчас они в связи с большими потерями своей расы вынуждены считать соплюшек, которым не исполнилось сотни, вполне годящимися для того, чтобы быть самостоятельными, а значит, и искать на свои прелестные задницы приключений и, как следствие, рожать.
