— То-то вы с Петровичем пропадать стали. Самоуглубляетесь… Ну, налей для пробы грамм сто…
Ивонючкин отсутствовал полтора часа. Появился недовольный донельзя, брезгливо морщился, плевался.
— В этом «себе» что-то мне стало не по себе. Мерзкое, заплеванное местечко. Вроде камеры-одиночки… Что вы там хорошего нашли…
— Так ведь у каждого своя… камера. Моя вроде однокомнатной квартиры…
— Все лучше КПЗ. Нацеди флакон.
Сидорук каким-то вкрадчиво-ласковым движением взял металлический карандаш, забытый у Ивонючкина космическим туристом Феф-Раль-Икром.
— Изготовлен из неизвестного науке сплава. Очень прочного. Имеет две маленькие кнопки. После активации красной — действует, как стирашка, без следа убирая любой написанный или отпечатанный текст или рисунок. Нажим на зеленую позволяет воспроизвести текст, который диктуется мысленно. Забавное канцелярское приспособление. Хотя… возможно, эта штучка и многофункциональная. То, что мы придумываем, неминуемо материализуется. Мысль наша материальна. То, что мы отрицаем, вычеркиваем из памяти, исчезает для нас… Так что игрушка эта может оказаться опасной. Лучше держите ее, Шеф, в сейфе…
Ивонючкин плюхнулся в кресло и задумался. Потом встал, достал из ящика фото своей дачи, подумал, аккуратненько стер забор между своим и соседским владением и, как умел, пририсовал новый, в глубине чужой территории. Осторожно выглянул в окно. Прежний забор исчез бесследно. А на некотором отдалении красовался гротескный, щелястый заборчик, точь-в-точь как нарисованный Ивонючкиным на фото.
— Отлично! — потер ладошки довольный Ивонючкин. — Прошлое и будущее в моих руках! Уберу обе судимости, да и в биографии кое-что надо бы выправить… А вдруг этот чертов Февралик явится и похитит волшебный карандаш! Для начала уберем самого Февралика!
Ивонючкин отыскал в столе фотографию Феф-Раль-Икра, сделанную для будущих «документов», и тщательно стер изображение космического гостя.
И напрасно! Вместе с образом февраликз, пропал и чудесный карандашик. Стерлась и память о визите инопланетного туриста.
Только в музее долго помнили загадочное похищение серого кристалла.
Издав невразумительное мычание, Петрович выпал в коридор. Из своего кабинета выглянул Ивонючкин, заворчал:
— Опять нализался какой-то дряни?
— Живительной влаги принял… самый чуток… Ромыч изобрел…
Ивонючкин поспешил в лабораторию.
— Сидорук! Ты никчемный товарищ и друг! Твой приятель, Петрович, гибнет, спивается, а ты спокойно смотришь… Я буду вынужден вышвырнуть его вон. А так как это произойдет по твоей милости, то если ты срочно не сообразишь что-либо, на улице окажетесь оба!
Когда протрезвевший и тоскующий Петрович заглянул к Сидоруку, он застал приятеля за сборкой какого-то аппарата. Некоторое время молча, собрав на лбу морщины, наблюдал за работой. И вдруг просиял:
— Ромыч, ты гений!
— Давно знаю. — Это для Живительной Влаги?
— Точно! Смотри, какой догадливый! Особого состава. Пить будем, сколько влезет, а вот похмельного синдрома и прочих пережитков не будет. Не то, что Шеф, комар носа не подточит…
Однако эксперименты с новым продуктом затянулись. Петрович, дегустируя очередную партию пойла, неизменно ворчал:
— Вкус не тот! Кайфу мало…
К забракованным порциям относился без почтения. И хотя Ромыч заставлял выпивать весь изготовленный продукт, посильно помогая в этом, умудрялся то плоскогубцы уронить в банку с напитком, то пролить его на лабораторный табурет.
Вскоре Романа стали мучить тревожные предчувствия. Ему казалось, что за ним постоянно кто-то исподтишка наблюдает недобрым, холодным, пристальным взглядом. Куда-то запропастились плоскогубцы. И кто-то по ночам явно проникал в лабораторию, несмотря на прочные решетки на окнах и металлическую дверь: любимый трехногий высокий табурет Романа оказывался где угодно, но только не там, где его неизменно оставлял Сидорук — не у его рабочего стола.
Сидорук пытался поймать вора. Подкрадывался по ночам к двери в лабораторию, прислушивался. Из комнаты доносились шумы, скрипы, шуршание. Но стоило открыть дверь и зажечь свет — все стихало, и комната неизменно оказывалась пустой. Хотя беспорядок, царящий в ней, говорил, что здесь только что кто-то был.