Торговцы плотью - страница 75

Я заказал на понедельник билет первого класса на дневной рейс из Палм-Бич и направился к океану поплавать и погулять в последний раз.

Около пяти я пошел в коктейль-бар, думая пригласить Пат на ужин в свой последний вечер во Флориде. Бородач за стойкой сказал, что по воскресеньям она не работает, но оставила записку «для Питера».

В записке корявым детским почерком было нацарапано одно слово — «Пат» и номер телефона.

И я позвонил ей из автомата в мужском туалете рядом с писсуарами и висящими на стене автоматами, выдававшими радужные французские презервативы.

Ответивший мне мужской голос принадлежал безусловно пьяному человеку.

— Пат дома? — спросил я.

— А кто говорит? — спросил он.

— Меня зовут Питер. Пат дома?

— А кто такой… — начал было он, но тут я услышал удар, похожий на затрещину, детский визг и плач.

— Алло? — тяжело дыша, сказала Пат.

— Это Питер. Я…

— О, Питер, — прокричала она, — папа пьян, мама больна, я готовлю ужин для банды диких индейцев, и просто хоть на стену лезь!

— Пат, очень жаль. Я надеялся пообедать вместе, но…

— Слушай, милый, — заговорила она таинственным шепотом, — я сейчас уйти не могу, ты понимаешь, можно к тебе заскочить где-нибудь в восемь — полдевятого?

— Конечно, — неуверенно сказал я. — Отлично.

На самом деле я имел в виду только обед — ничего больше.

— Ты пока пойди поешь, — быстро сказала она. — Привет.

И повесила трубку.

Выходя из сортира, я купил два пакета радужных французских презервативов для Марты и Никки.

Снова приехав в «Краб-Палас», я съел соте из крабов с диким рисом и салат из помидоров с луком, запив графином домашнего вина.

Потом вернулся в мотель, уселся в шезлонг и смотрел на восходящую луну, потягивая «Танкре» со льдом.

Чуть позже девяти вихрем влетела Пат, растрепанная, в грязных шортах и майке, с перекошенной физиономией.

— Что за трахнутая семейка! — разъяренно вскричала она.

— Эй, — крикнул я, — успокойся.

— Налей-ка мне выпить, — на ходу попросила она. — Пожалуйста. Все равно что.

Я смешал хорошую порцию джина с тоником. Она проглотила залпом и перевела дух.

— Черт, черт, черт! — воскликнула Пат. — Извини за такие выражения, Питер. От меня несет как от козла. Можно душ принять?

— Давай, — сказал я.

Через пятнадцать минут она вышла из ванной, мокрая, молочно-розовая, вытирая волосы полотенцем.

— Чистое, сухое полотенце, — счастливо заметила Пат. — Боже, какое блаженство. Мама всю неделю не могла постирать, а папа никакой не помощник.

Я смотрел, как она вытирается. Тело ее привлекало меня, но в этом увлечении не было ничего сексуального. Не могу объяснить почему. Я налил себе джина с тоником и приготовил ей новую порцию.

— Ой, — сказала она. — Теперь я снова человек. Ты просто кукленок, спасибо, что так меня принял.

Она уронила мокрое полотенце на пол, села, скрестив ноги, на одну из кроватей и стала собирать волосы в конский хвост.

— Откуда ты, Питер?

— Из Нью-Йорка.

— Так я и знала. Когда уезжаешь?

— Завтра утром.

Она посмотрела на меня, подняв руки, чтоб заколоть длиннющие, выгоревшие на солнце волосы. И сказала:

— Возьми меня с собой.

Я медленно покачал головой.

— Ты женат?

— Нет, но у меня есть подруга, боюсь, она не поймет. Да и ты через год собираешься замуж — забыла?

— А знаешь, что со мной будет? — спросила она. — За пять лет я рожу пятерых, стану толстой и хворой, как мама. Мой муж будет пить, как папа, груди мои отвиснут до колен, волосы поредеют, и я никогда нигде не смогу побывать.

Что я мог ответить? Она была права.

— Ну и черт с ним, — сказала она, радостно улыбаясь. — Все это завтра, а сегодня — сегодня.

Она широко раскрыла объятия и попросила:

— Поучи меня еще, Питер.

Честно говоря, мне совсем не хотелось, но я чувствовал себя в долгу перед ней.

На следующее утро я улетел в Нью-Йорк, полный новых планов.

Перед отъездом мы с Мартой оставили на автоответчике сообщение, извещавшее клиенток о нашем временном закрытии, предлагая попробовать позвонить снова через неделю. Мы едва успели отпереть дверь, как затрещал телефон, положивший начало череде лучших для нашего бизнеса деньков.

Нам никогда не удалось бы справиться с потоком гостей, если бы не возвращение дезертиров. Когда они являлись с повинной, мы приветствовали их без слова упрека и немедленно пускали в работу.