Говорил в основном я. Трудно было угадать ее реакцию. Сидит, словно палку проглотив, закусив губу, руки сжала, пытаясь унять дрожь. Я с опаской ждал, что она вот-вот взорвется как бомба.
— Послушайте, Конни, — сказал я так мягко, как только мог, — если вы хотите все отменить, леди в приемной вернет вам деньги.
Она долго молчала, потом прошептала:
— Нет, я хочу через это пройти!
— Хотите, я задерну портьеры?
— Оставьте, мне надо все видеть.
— Может быть, вы разденетесь?
— Отвернитесь.
Я послушно отвернулся и быстро разделся сам. Когда я пристраивался рядом, она лежала на спине, прикрыв грудь руками, зажмурившись. Теперь это была не палка, а камень, ее даже трясло от напряжения.
— Конни, — ласково сказал я, — вы ведь не девушка?
Она яростно помотала головой.
— Хорошо! Я не собираюсь насильничать. Как только захотите меня остановить, скажите. Доверьтесь мне. Вы мне верите?
Кивок.
Я погладил ее спутанные волосы. Я нежно коснулся ее. Мне нравилась эта роль, и я увлекся. Кончики пальцев. Легкое касание губ. Любовный шепот. Я заставил ее опустить руки. Водил ладонью по ее телу. Тихонько сказал, как она прекрасна.
Глаза ее оставались закрытыми.
— Посмотри на меня, — уговаривал я. — Ты ведь сказала, что хочешь видеть.
Веки дрогнули, чуть приоткрылись. Она взглянула мне в глаза.
Я улыбнулся.
— Вот он я. Такой же испуганный, как ты.
Понадобилось время. Много времени. Но наконец я вошел в нее. Она недвижно лежала, уставившись поверх моей головы в потолок.
— Не больно? — спрашивал я. — Хочешь меня остановить?
Она ничего не сказала, и мой порыв стал угасать. И тогда, словно почувствовав это, она ответила. Тело ее оттаяло, ожило, разошлись, изогнувшись, ноги, она прижала меня к себе, затрепетала.
— Я тебе нравлюсь? — допытывалась она. — В самом деле?
— Я люблю тебя. Ты желанная. Ты прелесть. Фантастика.
Тело ее стало податливым и мягким. Я радостно пахал, и она застонала. Глаза ее увлажнились, и в конце мы оба кричали дикую песню. И потом она не выпустила меня, а прижала покрепче.
— Конни, — сказал я, — что с тобой произошло?
— Меня изнасиловали.
Я отшатнулся, глядя на нее.
— О Боже. Когда?
— Два года, три месяца и четырнадцать дней назад.
— И сейчас в первый раз…
— Да, — сказала она.
Я взял со стола Сола Хоффхаймера треснувшую кофейную чашку и понюхал ее.
— С каких пор вы стали разогреваться в десять часов утра?
— С тех пор, как начал работать на вас.
— Вы работаете не на меня. Вы работаете на себя.
— Да бросьте, — устало сказал агент, махнув рукой. — Что вы сегодня продаете — раковую опухоль?
— Я ничего не продаю. Я раздаю. — Я бросил на стол конверт. — Восемь сотен. Неплохое приданое?
— Есть чем гордиться, — буркнул Хоффхаймер.
— Сол, послушайте. Объявления прекрасно сработали, я нашел через вас несколько хороших ребят. Но мне приходится тратить много времени на предварительные переговоры. Больше половины дают от ворот поворот.
— И что?
— А то, что вы очень помогли бы, взяв эти беседы на себя.
Агент молчал.
— Ваша ставка повысится, — твердо продолжал я. — Сто пятьдесят за каждого жеребчика. Может быть, гранд в месяц.
— А может быть, год за сводничество.
Я пожал плечами.
— Любой бизнес связан с риском. И чем выше прибыль, тем выше риск.
Агент выплеснул содержимое из кофейной чашки, вынул из стола пинтовую бутылку дешевого виски и дрожащей рукой налил чашку с верхом.
— А кем я буду, получив повышение по службе? Подтиральщиком?
— Вы считаете это каким-то нездоровым, тайным бизнесом, — разозлился я. — Ничего подобного. У нас прекрасная комфортабельная квартира. Наши клиентки — богатые, хорошо одетые женщины. Многие из них вращаются в порядочном обществе. Некоторые служат в крупных корпорациях. Такие женщины не станут мараться. Сол, мы оказываем профессиональные услуги в чистой, приятной обстановке.
Хоффхаймер с любопытством поглядел на меня.
— Вы действительно верите в это дерьмо собачье?
— Верю, потому что это правда. Я не хочу иметь ничего общего с деятельностью ниже первого класса.
Прежде чем вернуться к себе, я зашел в аптеку на Таймс-сквер и купил упаковку презервативов «Фурекс».