Торговцы плотью - страница 41

«Спокойно, — предостерег я себя, — только спокойно».

— Ну? — вякнул Квинк.

— Сейчас ответить никак не могу, — серьезно сказал я. — Я не один в деле, есть и другие.

— Ну, конечно, — согласился шантажист. — Понимаю. Встретимся здесь через неделю. Деньги принесешь в непомеченных старых банкнотах, не крупнее двадцаток, и чтоб номера шли не подряд.

— Похоже, у тебя есть опыт, — с усмешкой заметил я.

— Почти угадал, — признался Сидней Квинк. — Помни, через неделю, не то я спою во весь голос.

Он потащился было из кабинки, но остановился на полпути.

— Послушай, а может, еще расщедришься? Вдруг кому-то из твоих недотраханных клиенток захочется для разнообразия десятидюймового щекотунчика?

Я посмотрел на него с омерзением.

Марта Тумбли внимательно выслушала меня. Когда я закончил, она встала и зашагала по комнате.

— Настоящая сволочь, — сказала она.

— Да что ты, он просто душка, — возразил я. — Он знает такие слова, как «капуста» и «недотраханный», а как дохнет, так краска со стен сыплется. Марта, что делать?

Она не ответила, плеснула арманьяк в два бокала, протянула один мне и снова принялась мерить шагами гостиную.

— Он упомянул мое имя? — спросила она.

— Нет. Он просто сказал, что клиенток поставляет женщина из магазина готового платья на Мэдисон. Это правда?

— Из магазина? — повторила Марта, еле заметно улыбнувшись. — Самый шикарный бутик на всей авеню. «Баркарола». Слышал?

— Слышал, — небрежно ответил я. — Так ты там работаешь?

— Я управляю совместным предприятием, — внушительно заявила она. — Где я, по-твоему, беру всех этих богатых леди?

Наконец она уселась в кресло, положила ногу на ногу, глубоко вздохнула. Черное бархатное платье на «молнии» от шеи до подола. Как всегда, босиком.

Сейчас, среди резких теней и пятен яркого света от лампы, задумавшись, она казалась усталой и старой. Подняла бокал, осушила, передернулась, резко бросила:

— Сукин сын! Партнеры у меня суровые. О моей побочной деятельности они пока что не знают.

— А если узнают? Пошлют тебя на костер?

С громким смешком она встала, чтобы налить еще коньяку.

— Меня? — повторила она. — Ни черта подобного! Они возьмут все в свои руки, и мы не успеем опомниться, как окажемся служащими на недельном жалованье, которого хватит разве что на затычки для ушей.

— Похоже, они молодцы.

— Еще какие! Я уж почти собралась уходить. В сущности, нам больше не требуются мои связи в «Баркароле». Большинство новичков присылают старые клиентки. Я думала съехать с квартиры и присмотреть что-нибудь в Ист-Сайде. А тут эта история.

— Постой, — воскликнул я. — Твои партнеры не смогут одернуть Квинка?

— Достаточно было бы одного телефонного звонка.

— Ты просто не хочешь их просить?

— Это все равно что срубить сук, на котором сидишь.

— Так что ты предлагаешь — заплатить Квинку?

Она подошла, ласково погладила меня по щеке.

— Чудный, сладкий мальчик, я тебя жутко люблю. Но, милый, ты ведь не думаешь, что эта мразь Квинк возьмет пять грандов, скажет спасибо и отвалит? Никогда! Он вернется. Он выдоит нас досуха.

— Значит, мне самому придется его одергивать, — мрачно произнес я.

Она посмотрела на меня с изумлением.

— Тебе?

— Ну да. Я его только чуть-чуть пугну. Я сумею. Я тяжелей его фунтов на пятьдесят. К тому же он хромой.

Она глубоко вздохнула.

— А ты когда-нибудь делал такие вещи?

— Нет, но у меня получится.

— Нет, у тебя не получится!

— Стой, — воскликнул я, — обожди!

— Нет! — Она снова принялась расхаживать. — Это ты обожди. Ты никого не способен пугнуть, Питер. Ты слишком мягкий. Ну, посмотри, например, как ты относишься к нашему бизнесу. Ведь ты видишь в нем какую-то романтическую службу знакомств, которая помогает богатым леди и бедным юношам обрести друг друга. Мы сводни, Питер. Понятно? Мы содержим нелегальные публичные дома. Мы торгуем плотью.

Я почувствовал, как вспыхнули мои щеки, закрылся руками, словно она собиралась ударить меня.

— Я тебе рассказывала о своей работе в Чикаго, — продолжала она. — Это грязный бизнес. Продажные копы и шантажисты слетаются на него, как мухи на лошадиное дерьмо. Здесь нет ничего романтического. Здесь только деньги, и деньги большие. Только поэтому я им занимаюсь, и только поэтому им занимаешься ты.