Только две «бешеных торпеды» смогли прорваться через заградительный огонь и лопнули в нескольких километрах от мобил-дока, выбросив тучи мелких реактивных снарядов с кассетными боеголовками. Обычно такие штуки используют для экологичного уничтожения площадных планетарных целей вроде солнечных энергоустановок или антенн дальней связи. В нас их выпустили явно по недосмотру.
Основную массу снарядов приняло наше непомерно раздутое чрево, в котором могли вольготно разместиться четыре корвета или суперкрейсер. Но несколько штук задели и кое-что жизненно важное.
Первоклассная док-камера мгновенно превратилась в решето, заполненное вакуумом, а боевой пост, в котором я вел бесплодное общение со старпомом – в угольно-черную пещеру, где воцарились безмолвие и безвременье.
Наконец кто-то тихонько рассмеялся. Весьма нервно, замечу.
– Господа, у меня на коленях чья-то рука, – сообщил незнакомый голос.
Я сообразил, что как-то незаметно переместился из вращающегося кресла на пол. Сотрясение было настолько резким, а болевой шок настолько сильным, что мое сознание, по всей видимости, предпочло несколько секунд пребывать как можно дальше от тела.
– Это моя, правая, – прошипел я, открывая глаза и с трудом переворачиваясь на спину.
Оказалось, что угольно-черной пещерой боевой пост являлся только по моему мнению.
Света стало меньше, но кое-что еще работало, пара экранов светилась, а широкое панорамное окно видеонаблюдения продолжало мерцать в такт биениям неравного боя. Весь пост, от пола до потолка, был заляпан кровью. Рядом со мной лежал старший помощник, превратившийся в рубленую котлету. Я отвернулся.
– Поздравляю. Остальным, по-моему, повезло меньше.
Только теперь я заметил, что повсюду – в креслах, потолочных панелях, в консолях с аппаратурой – едва заметно подрагивают радужные диски. Настолько тонкие, что некоторые невозможно разглядеть, не изменив угла зрения.
– Здесь их тысячи, – словно бы угадав мои мысли, прокомментировал все тот же голос.
Я поднялся на ноги, что без правой руки оказалось не так уж и просто. Но ни боли, ни крови не было.
Кроме меня и незнакомого офицера в форме капитана берсальеров ни одной живой души на боевом посту мобил-дока «Бетховен» не осталось.
Офицер сидел на полу у входа в боевой пост. За его спиной щерилась длинными сколами развороченная взрывом переборка. Правее горбатилось то немногое, что осталось от капитана Гриффина ап Гриффина.
– Кто вы? – спросил я, неловко вытаскивая уцелевшей рукой пистолет из кобуры на правом боку.
Ничего не могу с собой поделать – как и любой офицер бортовой безопасности корабля, я терпеть не могу появления чужаков на ходовом мостике.
А этот человек был чужаком. По данным на конец истекших суток, среди экипажа и пассажиров не было ни одного капитана. И ни одного берсальера.
Мир вокруг летел в тартарары. Но я был вынужден исполнять свой долг. Даже осознавая, что «Бетховен» через минуту превратится в облако холодной пыли.
Берсальер посмотрел на мои нашивки (благо, они находились у него на коленях вместе с моей рукой), потом перевел взгляд на меня, потом понимающе усмехнулся.
– Меня зовут Джакомо Галеацци. Я был в отпуске на Земле. Прибыл на Палладу вчера на борту корвета «Серый фламинго». Добился назначения на «Бетховен» за полчаса до вашего отлета. Я очень боялся опоздать в свою роту. Вы ведь знаете, готовится вторжение... Точнее, готовилось...
– Номер вашей части, – потребовал я.
– Меня вносили в вашу базу данных.
Теоретически это было возможно. В последнюю смену в шлюзе «Бетховена» дежурил мой помощник, лейтенант Вяземский.
– Номер вашей части, – повторил я громче.
– Только что назначен командиром Семнадцатой Отдельной роты берсальеров, борт приписки – быстроходный десантный транспорт «Кавур». Можете проверить, я недавно переведен из другой части, постоянно дислоцированной в Метрополии. У меня блестящий послужной список. Не такой, как у вас, конечно, но...
Джакомо снова усмехнулся. Ох уж мне эти ухмылочки! Конечно, посмотрев на срез моей руки, любой осведомленный вояка поймет, что я – активант. И все-таки противно...
