— А ведь не случайно все люди избегают этого мерзавца Платонова. Я в нем сучью кровь враз почуял. Дерьмо, не мужик! Он родное дитя заложит, если почует выгоду. Ох, хлебнем мы с ним немало...
— А ты поговори. Может, обменяешь его на путевого оперативника. К нам с радостью пойдут: оклад выше, паек лучше, льгот больше.
— Кто согласится, от того нигде толку нет. У нас такие тоже не нужны. Сам знаешь, головой рискуем часто. Сколько классных ребят потеряли. Они работали не за деньги, за совесть. Таких теперь все меньше становится. Все больше Платоновых. Эти все обсчитают, каждое вложение на весах взвесят. Уж такое оно — сучье семя!
...В то утро, приехав на работу и узнав о пойманных беглецах, Соколов удивился именно тому, что в погоне и поимке участвовал Егор. Александр Иванович расспросил охранника обо всех деталях погони и поимки.
— Как узнали о побеге?
— Собаки хай подняли.
— Кто первым узнал о побеге?
— Опять же псы наши.
— Платонова звали, или сам набился в погоню?
— Никто не звал его, сам побег впереди собак. Видать думал, что пешком догонит. А они уже уплыли, но мы нагнали их.
— Как взяли их из лодки?
— Они сами из нее выкинулись в море. И что с того? Баграми цепляли и на катер. Я вылавливал, Егор пиздюлей отваливал, застегивал в «браслетки» и в клетку совал. Потом лодку зацепили, закрепили ее к катеру и вернулись. Тут и конец всему. Охрана, собаки окружили нас, как только слезли с катера. Козлов в штрафняк определили, сами по своим углам расползлись. Старшой наш на радостях, что все хорошо кончилось, предложил Платонову по сто грамм, тот отказался, непьющим прикинулся, брехал, что его желудок спиртное не переносит. Ну, да старшой и пошутил: «А ты скажи утробе, что выпивка халявная! Мигом примет! По себе знаю».
Соколов раскатисто захохотал:
— Ну, и как? Уломал Егора?
— Нет. Обиделся, послал старшего куда-то шепотом. Тот так и не расслышал адреса, а ведь как человеку предложил, как мужик — мужику, поделиться хотел. Этот мудак даже сто грамм одолеть боится, гниль зловонная!
— Иль так хреново в погоне сработал? — удивился Соколов.
— Там нормально, а вот старшего обидел отказом. Наш — не алкаш, сами знаете. И час, и меру знает, не с каждым выпьет. С ним за честь считают за один стол сесть. Все ж фронтовой полковник! Сурьезный человек! Этот шелкопер погребовал им. Даже меня досада взяла. Нет бы поговорить по душам, сугревно, ведь Егор здесь недавно. И чего выламывается, как катях в луже?
— Ну, отказался и ладно. Чего переживали? Не то в человеке главное! Важно, что в погоню сам пошел, не струсил. Значит, за дело переживает! — успокаивал Соколов охранника.
Но ни в этот, ни в последующие дни не вызывал к себе Егора начальник зоны, не поблагодарил за службу, не отметил в приказе. Сделал вид, что ничего особого не произошло, а за обычную работу никто не хвалит. Платонову даже благодарность не объявили. Человек понял, что его не уважают, с ним не считаются, а потому окончательно замкнулся, перестал общаться с коллегами. Даже не поделился радостью, что у него родилась дочь. В ту ночь Егор не сомкнул глаз. Девчушка появилась на свет в шесть утра. Он порадовался вместе с тещей. Мария Тарасовна звонко расцеловала зятя в обросшие щеки, велела побриться, умыться, поесть и только тогда идти на работу.
Платонов тогда впервые уснул за рабочим столом.
— Наверное, бухнул лишку наш непьющий и всю ночь озорничал с какой-нибудь соседкой,— строили догадки сотрудники отдела.
И лишь Соколов, заглянувший в спецотдел по своим делам, сказал тихо:
— Отцом стал. Дочь у него родилась. Моя жена у его Тамары роды приняла. Говорит, что малышка у Егора словно кукла, глаз не оторвать, и здоровенькая.
— Собраться нам надо на подарок ему.
— Обойдется!
— Дети не каждый день родятся,— напомнил кто- то из сотрудников.
К концу дня собрали неплохую сумму, к ней прибавил Соколов от администрации, а там и охрана подключилась. Егор своим глазам не поверил: таких денег он отродясь в руках не держал. Человек сидел растерянный, сконфуженный и все твердил:
