Череп едва не вскрикнул. Глаза его вспыхнули фанатичным огнем, и тело колдуна, укутанное синим халатом, затряслось.
- А-а-а… Теперь я понимаю, старший брат, - в сухом монотонном голосе слышалось предвкушение удовольствия,- воины Зартона незаметно подкрадутся к судам, схватят Тонгора и накроют его еще одним плащом… Так что никто не помешает нашим союзникам увести Тонгора в свой лагерь. А как только он окажется в стенах древнего Иба, Города Червя, я явлюсь за ним и доставлю в Заар… где мы сможем поступить с пленником по своему усмотрению.
По кругу гигантских тронов пробежала волна злорадного смеха.
- Теперь, братья, остается лишь решить то, какому наказанию мы подвергнем эту унзу, этого Северного варвара.
Затем последовал спор между князьями; во время которого обсуждались достоинства различных способов истязания. Пока колдуны спорили, черный архидруид спокойно сидел на своем месте и едва заметно ухмылялся. Через некоторое время он прервал своих братьев:
- Все эти способы достаточно хороши, но ни один из них не унизит Тонгора так, как мы хотели бы. Нам требуется найти наказание, соответствующее величине преступления, совершенного валькаром против повелителей Хаоса и нас, их слуг.
Малдрут склонился вперед.
- Ты хочешь нам что-то предложить, старший брат?
Марданакс злорадно усмехнулся.
- Да, - ответил он.
А потом в наступившей тишине он медленно произнес два ужасных слова:
- Величайшее жертвоприношение.
Его слова эхом разнеслись по залу.
Толстый Питуматон побледнел. Его рыхлые дряблые щеки заблестели от пота.
Черные глаза Вуала вспыхнули злобой, а тонкие губы растянулись в улыбке.
Малдрут иронично усмехнулся. Но никому больше идея эта не показалась смешной. Даже костлявый Ксот содрогнулся, услышав такой приговор.
Первым заговорил Питуматон:
- Но, старший брат. Последние несколько тысяч лет ни один магистр Заара не решался провести этот ритуал!
Глаза Марданакса в прорезях маски вспыхнули изумрудным адским огнем.
- Значит, мы будем первые, кто обрушит на Тонгора эту самую ужасную кару, придуманную человеческим разумом. - Он сделал паузу и затем с явным удовольствием в голосе произнес полное название дьявольского обряда: - Ритуал превращения души человека в раба сил Хаоса!
Затем, прикрыв глаза воспаленными веками, Марданакс откинулся на спинку трона.
- Но развлечение состоится не сегодня. Сейчас надо заняться делом! Я отправляюсь в древний город Иб, чтобы договориться с Зартоном. А ты, повелитель Питуматон, подготовь достаточное число плащей. До восхода луны я должен быть в Городе Червя.
Жирный колдун задумчиво почесал отвисшую щеку.
- Не думаю, что за это время можно успеть зарядить энергией больше дюжины плащей, старший брат, - просипел колдун в пурпурном.
- Ладно, и дюжины должно хватить, - решительно произнес Марданакс. - Займись этим.
Совет закончился.
Один за другим колдуны вставали, отдавали честь Черному колдуну и уходили… каждый по-своему… Они возвращались к свои делам… с нетерпением ожидая того момента, когда бессмертная душа Тонгора Великого, будет отдана в вечное рабство повелителям Хаоса.
Над степью безвестной и дикой, где вечно царит война,
Где странных людей синекожих чужая лежит страна, -
Там воинству Тонгора гибель наносит свой первый удар,
И падают люди с криком, в душе унося кошмар…
Ужасна и непостижима как будто из воздуха смерть!
Как можно сражаться с теми, кого и не разглядеть?
И как же суметь защититься от шквала незримых атак?
То люди иль черная сила?! - невидим таинственный враг!
Сага о Тонгоре, XVII, 11, 12
- Горм Всемогущий!
Это выругался Тонгор, вскакивая и не найдя от удивления других слов.
Мимо его плеч просвистела черная стрела и впилась в горло могучему рмоахальскому воину. Другая стрела ударила о корпус судна и разлетелась в щепки.
Тонгор обернулся, сжимая меч, и позвал Тома Первиса. И тут недавно принятый в Черные Драконы молодой воин, случайно оказавшийся рядом, вдруг крикнул: «Господин, берегись!» Он кинулся к Тонгору и заслонил грудь валькара небольшим легким щитом.
Тонгор замер. Еще одна стрела впилась в круглый кожаный черм - так назывался в Лемурии небольшой щит. Если бы не юный воин, стрела пронзила бы грудь Тонгору!
