Кочеров обескураженно махнул рукой.
- Эк ведь вам моя женитьба сдалась!
Катя слегка улыбнулась.
- Ну, да уж ладно! Чего там толковать. Приехали - так угощайте публику. Гость вы у нас редкий!
Кочеров с нескрываемым восторгом смотрел на стройную гибкую фигуру Кати, одетой в розовый изящный пеньюар, как нельзя более идущий к ее полуобнаженной шее и золотистым волосом, схваченным японским узлом.
- Гриша, откупоривай бутылки. Тихон, тащи стаканы!
- Гулять, так гулять!
- Вот это по-нашему! Гулять, так гулять! - подхватила Катя, садясь рядом с Иваном Семеновичем.
Гриша Полубаринов принял на себя роль слуги: он старательно вытер салфеткой принесенные Тихоном стаканы, аккуратно разложил на тарелке фрукты и, подмигнув компании, произнес торжественным тоном:
- Смотри, ребята в оба в полтора не мода! Пробка - в потолок, в стакане - кипяток!
С этими словами он откупорил первую бутылку шампанского. Пробка, после того, как была подрезана проволока действительно взвилась кверху и золотистая влага запенилась в стаканах.
- Катерина Михайловна! Ваше драгоценное здоровье! - галантно заявил Кочеров, поднимая свой стакан. - Вы, вот все смеетесь надо мной, как над женатым человеком, а если бы знали, для чего я женился, вернее, для кого, тогда бы вы, пожалуй, переменили бы гнев на милость! полушутливо-полусерьезно заговорил Иван Семенович, когда налитые стаканы были опорожнены и настроение собеседников было уже несколько приподнято.
- Ах, Иван Семенович, что вы не знаете, что для меня все равно женаты вы или холосты: замуж за вас я не собиралась, а приятного гостя я вижу в вас даже и теперь, когда вы стали человеком семейным, - шаловливым тоном отозвалась Катя, задорно протягивая свои красивые ручки Кочерову.
- Федя! Что же ты, братец, приуныл, - обратился к мальчику Кочеров, видя, что тот, смущаемый пристальным взглядом Брониславы, совершенно пал духом.
- Хи-хи-хи, что это вы молодого-то человека совершенно в смущение привели! Он у нас точно красная девица сидит и воды не замутит, рассмеялась Соня.
Федя вспыхнул, точно маков цвет, и смущенно пробормотал:
- Я пью, Иван Семенович... С непривычки-то оно немножко... В голове зашумело.
Он виновато улыбнулся. Полубаринов встал во весь свой гигантский рост. Стукнул тяжелой ладонью по столу и, дико вращая белками воспаленных глаз, крикнул:
- Пей, Федька, а не кочевряжься! Ежели ты теперича против нас какое слово можешь сказать - в порошок сотру.
Иван Семенович примирительно заметил:
- Ну, ну, ладно, разошелся черт стоеросовый, совсем напугал парнишку-то.
- Ты, Федя, - обратился он к мальчику, - не смотри на своего шурина, пей себе помаленьку, сколько можешь, к девицам вот присматривайся. Вишь вот, - кивнул он головой на Бронисю. - Польская принцесса на тебя глаза выпучила. Больно ты ей по виду пришелся - крупчатый, румяный.
Бронися в свою очередь покраснела насколько ей позволяла пудра наложенная на лицо, и тихо прошептала:
- Ах, какой вы насмешник!
На столе появился коньяк и лимонад. Было выпито еще и еще. Тишка, в воздание его заслуг был награжден громадным стаканом коньяку.
- Катерина Михайловна! Могу я вас просить, - обратился Кочеров к Кате.
- Что такое, - обернулась она к нему.
- Спойте, Христа ради! Гитару мне позвольте, я подыгрывать вам буду.
- А что спеть?
- "Очи черные", - предложил Полубаринов.
- Нет! Это не пойдет! Лучше - "не брани меня, родная" спойте, Катя!
Катя повела плечами и уронила безразличным голосом:
- Что ж, можно! Сходи, Соня, ко мне в комнату, принеси гитару.
Гитара была принесена и Иван Семенович, взяв умелой рукой несколько вступительных аккордов, ожидающе взглянул на Катя. Та подалась вперед...
- Эх, девка, пой так, чтобы за душу хватало! - крикнул Полубаринов.
Катя тряхнула своей золотистой головкой и запела...
"Не брани меня, родная"...
Чистое, мягкое сопрано плавно и красиво полилось под аккомпанемент гитары. Кочеров, побледневший от внутреннего волнения, горячим возбужденным взглядом впился в певицу.
"Я не травка полевая, выросла у моря"...
- с грозным вызовом бросила Катя.
