4. В НЕБОЛЬШОЙ, НО ТЕСНОЙ КОМНАТЕ
Глаза молодой женщины блеснули радостным огоньком. Она бережно взяла переданную ей пачку денег и спросила:
- Сколько тут, Сеня?
Козырь промолчал и затем раздельно произнес, наблюдая впечатление, произведенное его словами.
- Ровно... шестьсот целковых.
Ольга Егоровна, так звали сожительницу, даже онемела от неожиданности: слишком уж большой показалось ей эта сумма.
- Вот что, Оля, - обратился к ней Козырь, - всех-то денег ты не прячь - оставь на расходы рублей пятьдесят. Сегодня у меня вечером будут гости, так надо будет приготовить угощение. Ты уж похлопочи, чтобы все было как следует.
- Много гостей звал-то?
- Нет, двое товарищей придут, да хозяина надо пригласить.
- Пельмени разве сделать.
- Что ж, это хорошо! Стряпай пельмени. Ну, а пока поторопи самовар. Напьюсь чаю, да пойду в магазины.
Полчаса спустя, Козырь, выпив наскоро два стакана чаю, оделся в приличное пальто с барашковым воротником и вышел из квартиры.
Одноэтажный дом разделялся на две половины. В одной из них, меньшей по размеру, жил Козырь, а другую с окнами на улицу, занимал сам хозяин Василий Федорович Шумков, человек с "политичным обхождением", как отзывался о нем Козырь.
Шумков, также как и его квартирант пришел в Сибирь не по доброй воле. В молодости он был письмоводителем у мирового судьи, где-то на юге России. Попался в какой-то грязной истории и был сослан с лишением некоторых прав в места не столь отдаленные. Здесь, в Сибири, он переменил множество профессий, начиная от содержания тайного дома терпимости и кончая скупкой заведомо краденных вещей. Последнее занятие давало ему постоянный и очень большой доход. В этой сфере он не имел себе соперников и действительно был достоин отзыва Сеньки: вел свое дело - "по самой тонкой политике". Кроме этого, так сказать, неофициального занятия, у Шумкова была мелочная торговля. Лавка помещалась в его собственном доме. Занимался он также скупкой и перепродажей просроченных ломбардных залогов. В общем, был человек оборотистый.
В описываемое нами утро, он стоял у себя в лавке за прилавком и щелкал на счетах, подводя итоги своих операций.
- Василию Федоровичу! - приветствовал его Козырь, показываясь на пороге лавки, - наше почтение!
Шумков оторвался от толстой засаленной книги, которую он называл "мемориалом", и протянул Козырю руку.
- Здравствуй, здравствуй, Сеня! Что хорошего скажешь?
- А вот хочу тебя, Василий Федорович, на пельмени звать. Приходи сегодня вечером и супружницу свою захвати. Гости у меня будут... покалякаем, значит!
- Спасибо на добром слове! Приду всенепременно! Часиков в восемь, после запора лавки! - любезно раскланялся Шумков.
- Ну, а пока до свидания! Пойтить до магазинов - вина набрать!
- А ежели что из закуски понадобится, так у меня в лавке есть: ветчина, колбасы, селедка, консервы, если нужно! - крикнул вдогонку Шумков.
Но Козырь не намерен был угощать своих гостей залежалыми колбасами и ржавой селедкой. Он решил все купить в хороших магазинах.
Часа через два Козырь, нагруженный разными свертками подъехал на извозчике к своей квартире и, расплачиваясь с последним, дал ему за три конца рубль серебром.
- Спасибо, барин! - пробормотал извозчик.
- Гм, барин, - усмехнулся Козырь, - а и то сказать - деньги есть. Стало быть и почет как барину.
- Ну, Ольга, - заговорил он, входя в комнату, - всего накупил: закусок разных и вина - прямо любому купцу впору.
Первым из гостей пришел Филька. Войдя в кухню, он долго возился около дверей, отряхивая снег и откашливаясь.
- Ну и чертило! - подумала про него Ольга, пораженная громадным ростом и могучим телосложением Фильки.
- Раздевайся, брат, да проходи сюда, в светлую горницу, - встретил его Козырь.
Они прошли в другую комнату, отделенную от кухни дощатой перегородкой. Здесь все было готово к приему гостей. На большом столе, покрытом чистой скатертью, красовалась целая батарея бутылок: тут был и коньяк, и рябиновая, и киевская наливка.
Громадный графин водки возвышался посредине стола.
- Ну-ка, Филя, хватим по одной для начала, - налил хозяин рюмки.
