Сыновья продолжат набирать боевой опыт в западных областях Цинь, используя новые способы ведения войны, разобранные нами на зимних посиделках. В этом году повсеместно будем применять мою свежую установку: предложение сдаться под гарантии сохранения жизней всем горожанам и целости самого города. У меня маленький народ, и жизнь каждого из нас великая ценность. При оказании сопротивления защитниками жертвы неизбежны с обеих сторон. Если такое предложение не принимается и мои воины гибнут при взятии города, будет уничтожена вся захваченная верхушка его правителей вместе с семьями.
У отказавших нам не должно быть надежд на сохранение жизни в обмен на жизни подданных, которых они бросают в мясорубку войны. Пусть, испугавшись жестокости, сдаются сразу, а не бросают на смерть бедноту, надеясь, что хотя бы их дети выживут. Не выживет никто – и тогда следующие задумаются, губить ли свой род напрасным сопротивлением. Убил монгольского воина – зарезал свою семью. Пусть живет мой народ, а не чахнет и не страдает от потери кормильца, любимого мужа, отца, брата, когда побежденные вновь процветают из‑за неразумности вождей, плохо воспользовавшихся победами, добытыми кровью рядовых воинов. До сих пор помню налитые здоровьем щечки немецких пенсионеров‑туристов, наводнивших страну после распада СССР, и – глаза матерей и вдов павших солдат Отечественной, еще доживавших свой век на нищенскую пенсию девяностых. Да что говорить. Не трогай монгола.
Задачи для себя и своей гвардии вижу в нанесении максимальных потерь живой силе противника. Иду, захватывая города, на срединную столицу страны Жунду – там могут оказаться семья императора или он сам, если не сбежит. Это заставит его стягивать отовсюду войска, и я, по мере появления, смогу их уничтожать. Город, конечно, мне не захватить, не по зубам нам такие укрепрайоны, но, может, удастся часть войск выманить из‑за стен, используя какую‑нибудь веселую штуку, которыми мы уже славимся в здешних местах. Попытаемся захватить как можно больше городов, загнав войска Цинь только в те крепости, о взятии которых нам пока рано мечтать. А затем, зимой, начнем мечтать и планировать удары по конкретным очагам обороны противника, и через год каждый из них порадуем специальным меню, приготовленным индивидуально. Будет им эксклюзив!
Интересно, почему за десяток лет жизни в этом мире мне не удалось услышать ни об одном пришельце? Ну, пусть не с нашей Земли, а из какого‑то иного измерения? Суть‑то одна.
Никаких намеков, никаких зацепок, все вещи, которые посчитал нужным изучить, не имели отношения к будущему. Супер технологии не ощущались. Все в рамках допустимого – в моем представлении о средних веках. Хоть бы одна монета с гуртом нашлась. Так нет! Везде ручная работа, уж рукой махнул.
Не верится что я здесь один, кто‑нибудь должен был еще влететь? Пусть хоть не наш, а пиндос какой‑то. Или китаец? Хотя те сразу бы ротой ввалились, я бы уже почувствовал. Есть надежда, что крестьянствуют помаленьку, им не привыкать. Средние века – да какая им разница? Мотыга – она и есть… Но все‑таки, что делать, если собрат по разуму попадется? Ясно, что – в плен, придержу пока. А потом?
Дойти до столицы большого труда и в этот раз не составило. Или составило? Дошли же. По дороге было шесть битв с заслонами войск, направленных императором. В среднем, состав обороняющихся не превышал тридцати тысяч воинов. Было и десять тысяч. В трех сражениях монголы могли быть рассеяны. Я не говорю – разбиты, мобильность китайцев оставляет желать лучшего, но шансы на победу у них были, и я вынужден поклониться полководцам императора, пытавшимся в бою, построенном от обороны, ликвидировать прорыв моей конницы в центр страны.
Указ императора, поставившего генералам задачу не допустить нас к столице, лишал их возможности маневра и не давал преследовать конницу, загоняя ее в предгорья и заставляя всадников спешиваться. Монгол на земле похож на краба на песке. По себе сужу – шустрый, но какой‑то неуклюжий. И далеко от погони не уйдет. Только однажды путь перекрыли конные дивизии, но нам удалось заманить основную массу преследующих войск в ущелье и перемолоть их там. Попытки смять заслоны и прорвать блокаду в течение дня не увенчались успехом, и около тридцати тысяч всадников противника остались лежать на камнях, перебитые стрелами, летящими со склонов и вершин. Это были храбрые воины. Как жаль, что они служили не тому человеку. Примерно две дивизии тяжелой конницы могли положить конец всем начинаниям этого года. У меня только тысяча из десяти в тяжелой броне. При прямой атаке – никаких шансов, я и не рассчитывал, что враги попадутся на хитрость и начнут преследование. Просто делал все, что мог, в сложившейся ситуации. Иных идей не было.
