А главное, нам не давали на военной кафедре истории войн и войск, тактики и стратегии кавалерии, всех этих Александров Македонских и их фаланг, то есть, того, что дают в училищах. Эти знания у меня только в объеме средней школы. Учили нас хорошо, сколько лет прошло, а если надо пообщаться на тему военных аспектов жизни кочевников, арабов, бедуинов, монголов, турок‑огузов, о том же Чингисхане поговорить или о железном хромце Тимуре – справлюсь, тему поддержу, хотя не рвусь нисколько. С этими же справляюсь, беседуем. Да. Но, не две же недели.
Видятся мне два варианта завтрашнего завершения цикла лекций. Первый: пусть попробуют сами применить на практике проигранные нами схемы, прибегут побитыми щенками. Все прощу, лично приедем на места боев и разберемся. Переиграем. Второй: дайте конкретный практический пример, и на мою ответственность, отработаем. Лучше всего мелкий агрессор, беспокоящий мирных жителей пограничья, или крупная разбойничья банда до тысячи всадников. На выходе – моя свобода, должен же я что‑то получить, а то все болтаем, болтаем. И информация, черт возьми, ну сколько так можно, ничего не знаю и не понимаю вокруг. Да при чем здесь знание языка, если никто ничего не говорит. Вот кто я такой, например? Опять – сам догадайся? С завтрашнего дня я – Томчин, и пусть произносят мое имя, когда ко мне обращаются!
…Чего‑то депрессия навалилась. Типа: жизнь пошла скучная, неинтересная, бесцельная. Выпить нечего, кумыс их этот – дерьмо. Толку чуть, трезвенники. И вообще все – дерьмо. Надоело с этими козлами общаться. Объяснил им вместе с Цэрэном один раз свои предложения и замолчал. Не поняли – их проблемы. Не хочу я ничего. Цэрэн уже неделю грустный в юрте сидит, переживает. Зря. Все идет, как идет, и будет, как будет. Пора его арифметике учить. Сейчас и начнем.
…Приехали, праздник устроили, меня на пир притащили. Сижу рядом с каменной Борте, лег бы, да неудобно. И чего орут? Мяса не видели? Кого‑то мелкого побили, а радости – полные штаны. Режутся друг с другом круглый год, гоняют табуны из рук в руки, а толку чуть. Лет двадцать‑тридцать пройдет, кто был наверху – окажется внизу, а потомок пастуха станет ханом. У верблюда два горба, потому что жизнь борьба.
Почему они не понимают бессмысленности этого процесса? Все племена в округе на тысячу километров вряд ли насчитывают больше миллиона человек. Скорее, и того меньше. Эта степь могла бы прокормить вдвое, впятеро больше народа, если бы не людская жадность и дикость. Спокойно паси свои табуны, не бойся, что тебя убъют и детей твоих угонят в рабство, живи и радуйся, так нет. Или какой‑то местный ханчик решит тебя пощипать, или сам, надувшись от жадности и гордости, почти рефлекторно потянешь жадные руки к чужому добру. Что за природа у человека (я не говорю – у этих людей, на моей родине не такого насмотрелся!). Это именно природа дикого человека, несмотря на все плоды цивилизации: нахапать побольше и гордо оглядывать всех с кучи добра. Не подходи – мое. Куда тебе все это, зачем берешь чужое? Ведь сдохнешь все равно. Ну, эти‑то дикари не понимают, а у нас – что творилось после перестройки? Да и в последние годы рейдерские захваты напоминали месячной давности сумасшедший набег кочевников на летнюю стоянку. А, что говорить, дикари, не поймут‑с.
Как говаривал Йоганн Вайс: – "Я хочу командовать многими и чтобы я подчинялся немногим". А я не хочу. Спать пойду. Надеюсь, имею я право и свободу хотя бы встать и уйти к себе спать? И нечего на меня так смотреть, Бортэ.
Достал я Бортэ воплями: "Я хан или не хан!" Провела ликбез. Недаром с Цэрэном язык учу потихоньку, сотню слов уже знаю. Хоть что‑то начал понимать в этом сумасшедшем доме. Государства у них, как такового, разумеется, нет. Базовая единица общества – семья, называется это – "юрта", в среднем в ней человек пять – десять. В каждой юрте от одного до трех воинов, с учетом неженатой молодежи, остальные – женщины и дети. Юрты сбиваются в команду произвольной величины, назовем это родом, хотя национальные, языковые и родственные связи не обязательны, (тут я запутался!). Количество юрт в таком роде может быть от десятка до нескольких сотен, в зависимости от авторитета самостийного родового вождя и территории выпасов, которые эта орда способна удержать и защитить.
